Лепестки Белладонны

Ханс состроил гримасу и направился к тротуару, утопая по щиколотку в снегу. Мира едва поспевала за его длинными ногами и стремлением избежать разговора. Значит, есть что скрывать!

– Говори! – нетерпеливо потребовала она, почесав Дейзи за ухом.

– Я знал, что встречу тебя.

– Правду.

Биттнер замолчал и пару минут монотонно лепил из снега шар, пока тот не стал гладким, словно шар для игры в боулинг.

– Отец и мать вместе, будто по расчету. Между ними нет и не было теплых чувств. Я думал, только такими бывают отношения. Мой максимум – короткие связи и романы на пару месяцев. Может быть, девушки и любили меня, но деньги моего отца никогда не позволяли мне расслабиться. Я стал мнителен, ревнив. И решил, что прекрасно проживу без отношений. А ты… ты не знала, кто я такой. Более того, тебе не понравился мой статус «золотого мальчика». – Ханс взял последние слова в кавычки, кинув снежок – тот покатился по тротуару, и Дейзи побежала его догонять. – Ты настоящая, Мира. Я никогда не видел настолько безразличных к чужому мнению людей. А то, как ты краснела в моем присутствии и злилась, потому что не могла меня заполучить… – Ханс мечтательно облизнулся.

– Я тебя сейчас стукну.

– Если серьезно, – он вновь зачерпнул горсть снега, чтобы занять руки, – ты самая красивая и сильная девушка из тех, кого я встречал.

– Подлиза.

– О, так у меня новая кличка? – Ханс кинул в Миру снегом.

– Повышаю тебя в ранге, Подлиза. – Она захохотала, ловко увернувшись, и вместе со смехом из груди вырвался кашель.

Ханс нахмурился:

– Черт, ты недавно болела, а я потащил тебя на прогулку. И кинул в снег. Какой же я придурок! Тебе необходимы горячее какао и теплые носки. Пойдем. – Он привязал Дейзи на поводок и протянул Мире руку. Словно чувствовал, что она не любит прикосновений без спроса.

– Куда пойдем?

– Ко мне домой, разумеется. – Ханс сверкнул потемневшими глазами: таким опасно-притягательным взглядом он смотрел на нее вчера в студии, и внизу живота Миры запульсировало желание.

Стоило огромных усилий выдавить ответ:

– О… Я с радостью… Только… ненадолго. Мне нужно по делам. – Она знала, что если придет к Хансу домой, то захочет остаться, а ей было важно проводить Джека. Важно увидеть, как он уходит из ее жизни навсегда.

– Окей. – Если Ханс и расстроился, то не показал виду. – Тут недалеко.

Они держались за руки, словно пара. Или они были парой?

Мира не умела выстраивать отношения и, честно сказать, не пыталась. А Ханс начал уверенно претендовать на ее сердце, и это сбивало с толку. Казалось, когда они переспят, все встанет на свои места: Мира добьется своего, ее интерес угаснет. Но захотелось видеть Ханса чаще, прикасаться к нему, узнать лучше и, черт возьми, извиниться!

Пока они шли по жилому району, из достопримечательностей которого можно было отметить стерильно чистые улицы и покрытые инеем газоны, Эльмира была признательна Биттнеру за то, что он молчал, позволяя ей все обдумать. Правда, мысли напоминали паутину из импульсов: «Хочу, чтобы он меня поцеловал, хочу, чтобы рассказал о себе, хочу… хочу его».

Когда они вошли в подъезд и Ханс подхватил Дейзи на руки, чтобы собака не забиралась по скользкой винтовой лестнице, Мира решилась:

– Я хотела извиниться. Мои чувства к Джеку… Ты прав. Это то, что спасало меня. Мое прошлое переплетено с этими чувствами. Сегодня Джек улетает, а я надеюсь поставить точку.

Ханс кивнул:

– Я тоже хотел извиниться. Иногда я бываю вспыльчивым.

– А я всегда так себя веду. – Мира пожала плечами. – Отталкиваю людей. Показываю худшие качества.

– Главное, работать над своими недостатками, – философски заметил Биттнер, вытащив из кармана пальто связку ключей. Щелкнул дверной замок. – Вымой Дейзи лапы, пожалуйста, а я поставлю чайник.

Речь Ханса была лишена эмоций, и Мира надеялась, что не обидела его. Как бы ей ни нравился Ханс, она не могла перелистнуть страницу – кое-что из прошлого она надеялась вернуть, и, так как Джек был частью этого, чувства к нему все равно останутся. Мира надеялась, со временем они обретут приятную форму – например, благодарность.

– Вот так. – Ханс удостоверился, что Эльмира надела шерстяные носки, и вручил ей большую чашку какао. С маршмеллоу!

– Я в раю? – За ухмылкой Мира пыталась скрыть то, как ей приятно его внимание. – Ложись рядом. – Она похлопала ладонью по кровати.

Ханс плюхнулся на мягкие подушки и облокотился. Он лежал напротив: Мире захотелось провести пальцами по его непослушной челке, которая скрывала смеющиеся светлые глаза. Эльмира потянула руку, но отдернула ее, когда, зашуршав, из одеяла выползла Дейзи с приоткрытой пастью – со стороны казалось, что собака улыбается. Мира хихикнула и погладила Дейзи по мордочке.

– Кстати, о моем отце… – вдруг заговорил Ханс. Он волновался, из-за этого его голос стал грубоватым и будто бы шершавым. – Отец пригласил меня на Рождество. Наверное, в доме стало пусто без моей «проклятой музыки». – Улыбка получилась натянутой, а лицо выглядело так, будто Ханс съел дольку лимона. – Я прислушался к твоим словам и решил дать шанс семейным отношениям.