Лепестки Белладонны

В лифте Мира иногда касалась мужского плеча. Ей нравилось плохо скрываемое смущение, будто Вим и правда только провожал ее. Выполнял, что скажут. Принц? Рыцарь? Марионетка.

Сегодня и до утра – в ее власти.

Она провела ключом-карточкой по двери. Услышала гостеприимный щелчок. Распахнула дверь, впуская в номер полоску света. Направила взор на ассистента, вернее, на алые пятна, окрасившие его бледные и гладкие щеки. Мира сделала шаг. Еще один. И втолкнула Вима в номер, во тьму, в разврат.

– Фрау… – бормотал он, не особенно-то сопротивляясь.

Вим первый ее поцеловал. Жадно и настойчиво, очевидно, мечтая о губах Белладонны не одну ночь. Его руки сжимали ее талию, бедра… Но действия не вызвали особых эмоций. Мира использовала Вима, как парней из клубов. И потому велела замолчать, когда он начал лепетать меж поцелуями: «Вы прекрасны», «Я влюблен в вас». До чего жалко! Она надеялась, что в глазах Джека никогда не будет такой, как Вим.

Мира повалила ассистента на кровать и оказалась сверху. Дергала за пуговицы рубашки, гладила торс и косточки на бедрах. Она ранее не рассматривала Вима в сексуальном плане. Для Белладонны ассистент был удобным сервисом «подай-принеси». Но сегодня, растоптанная внутри, она хотела чувствовать себя желанной. И Вим оказался рядом.

Таким образом она оправдывалась перед чувствами к Джеку Льюису, позволяя Виму изучать длинными пальцами ее тело. Закрыв глаза, чтобы не видеть даже силуэт, Мира сосредоточилась на прикосновениях. На ощущениях. На воспоминаниях. Она представляла Джека. Это было нелегко: плечи Вима вдвое у´же, чем у Льюиса, а длинные волосы, которые Мира в порыве страсти освободила, лезли ей в лицо.

Когда она расстегнула мужской ремень, признания Вима превратились в рычания и стоны. Мира, в плену фантазий о чужом муже, позволила раздеть ее, уложить на простыни и, раскидав исписанные листы, овладеть. Первые толчки принесли удовольствие, и Мира невольно распахнула глаза, вглядываясь во тьму.

– Нет, – прошептала, когда Вим собрался смять один из листов с песней. – Отдай.

Вим замешкался, тяжело дыша. Мира перехватила листок, сжала бумагу в кулаке и вновь прикрыла глаза, позволяя Виму двигаться в торопливом ритме. Он спешил, будто не веря удаче, а Мира впивалась ногтями в ладонь и рвала исписанную бумагу, постанывая от удовольствия и боли. Именно это она всегда испытывала с не-Джеком: физическое удовольствие и душевную боль.

Вим разбудил Миру, когда одевался: звенел его ремень, шуршала рубашка, скрежетала молния на брюках. Эльмира потянулась и открыла глаза. Солнце мягко светило сквозь занавески, наверняка на часах не больше семи утра. Ассистент замер и посмотрел на певицу глазами влюбленной лани. А взгляд Миры, скорее всего, напоминал скованное льдом озеро. Холодное. Безразличное. Вим опустил руки, не застегнув рубашку до конца, и улыбнулся – мягко, смущенно, обожествляюще.

Мира не испытывала стыда за то, что воспользовалась мужчиной, и все-таки внутри неприятно закололо. Совесть? Мира была напориста и бескомпромиссна. Она знала, что нравится Виму, поэтому он был не против. Но… Не надеется ли он, что их ночь что-то значит?

– Ты в порядке? – спросила Мира. Деловито. Для галочки.

Вим изменился в лице: черты будто стали острее, а темные волосы упали на щеки, оттеняя аристократическую бледность. Он дернул уголком губ:

– Вы думали о другом, фрау Кассиль.

– Не называй меня…

– Если вам разбили сердце, не значит, что следует так же поступать с другими. – Его голос звучал тихо и отстраненно. Вим вернулся к рубашке: застегивал пуговицы торопливо, но пальцы не слушались, то и дело соскальзывая. Вчера он ловко изучал тело Миры, а сегодня не мог справиться с повседневной задачей. Вим добавил: – Сегодня я уеду в Берлин.

Он закончил с рубашкой и стянул волосы в хвост. Его пальцы, продевая волосы через черную резинку, вновь напомнили Мире о том, как несколько часов назад эти пальцы изучали ее всю. Довели до оргазма. Не тронули душу. Мира вдруг разозлилась. Уезжает, и что? Она тоже уезжает – но завтра. И что ей делать? Умолять его остаться?

– Удачной поездки, – не зная, что еще сказать, пожелала она.

Вим скользнул взглядом ниже, с лица Эльмиры на шею и ключицы. Несмотря на простыню, Мире показалось, что она обнажена. Вим, простодушный мужчина, видел ее насквозь. Интересно, сколько ему лет? Она никогда не интересовалась. Наверное, около двадцати пяти.

Мира натянула простыню до подбородка и уставилась в потолок.

– Я увольняюсь. А вам следовало бы думать о чувствах других.

– О каких чувствах?! – выдавила смешок. – Мы переспали, и только!

Номер, обустроенный идеально, словно кукольный домик, стал декорациями дешевой пьесы. Мира хотела снять напряжение, а не слушать наставления влюбленного подчиненного. Она ощутила смертельную усталость, будто собственное притворство надавило каменной плитой. Вим прав, Мира ранит людей. И сейчас, когда она вновь перевела взгляд на ассистента, то увидела: Вим парализован ее словами.