Лепестки Белладонны

Вместе они спустились на лифте и сели в машину. При всей любви к Джеку Мира не знала, о чем с ним разговаривать. У них не было общих интересов, поэтому она любовалась Джеком, время от времени отводя взгляд в сторону окна. Когда автомобиль затормозил у высокого здания, больше похожего на замок, чем ресторан, Джек открыл дверцу, впуская в салон холод, вышел и протянул Белладонне руку. Певица приняла его ладонь, как жизненно необходимый островок тепла. И когда Джек помог ей выйти из автомобиля, она упала в его объятия.

Дрезден поприветствовал гостей сильным ветром, и вмиг продрогшая Мира вспомнила вопрос Джека: «Не замерзнешь?» Она жалась к Льюису, на радость папарацци, из отчаянного желания согреться. Закрывала лицо от вспышек фотокамер, игнорировала родную немецкую речь, с трудом переставляла озябшие без колготок ноги и совсем не думала о том, что прижимается к любимому. А завтра эти фото увидит весь мир.

– Замерзла, – с усмешкой констатировал факт Джек, когда они оказались в холле ресторана. Было тепло, играла живая музыка. – Накинь. – Вместо того чтобы сдать куртку в гардероб, он отдал верхнюю одежду Мире. Из-за холодной кожаной куртки она дрожала сильнее и поэтому сначала сняла кожанку, а потом накинула теплую, пропитанную парфюмом куртку Льюиса. – Так лучше? – веселился Джек.

Мира нахмурилась. Ему почти сорок, а он смеется: «Ха-ха, я умнее двадцатитрехлетней девчонки!» И все же она не заметила злорадства, Джек смеялся по-доброму, словно над непослушным ребенком, который выбежал зимой без шапки, а потом неделю валялся с ангиной.

Ресторан ошеломлял красотой и величием, но Белладонна приняла как должное богатый интерьер. Она радостно отметила, что режиссер еще не приехал, а значит, Мира и Джек могут побыть вдвоем. Почти свидание.

Официант принял их заказ и оставил в неловкой тишине. Эльмира пару минут оглядывала зал, любуясь женщинами в дорогих вечерних платьях, ловя взгляды мужчин, наблюдая за суетой официантов и наслаждаясь игрой музыкантов. Когда принесли бокал красного вина для Миры и стакан воды для Джека, она сильнее натянула куртку на плечи и произнесла:

– Я ненавидела шоу талантов. И не собиралась становиться певицей. Но слова складывались в стихи. А однажды воспитательница услышала, как я напеваю один из них. «На что-то ты годишься», – сказала она и потащила меня на вокальный конкурс. Приюту давали гранты за призовые места, поэтому талантливых воспитанников любили. Но… – Мира запнулась. Воспоминания обожгли горло. Отпив вина, Мира продолжила: – Я видела, как ломаются таланты. Мальчик-шахматист покончил с собой, а девочка, она пела, словно ангел, сбежала, и ее нашли мертвой – передозировка. Мы становились для приюта источником выгоды, машинами для добычи денег. Никаких развлечений, образования. Только конкурсы. И все же…

– Ты согласилась, – тихо подсказал Джек. – Почему?

Вино не помогло справиться с комом в горле. На глаза навернулись слезы, размывая лицо Джека. Почему? Почему она откровенничает с ним?!

– До определенного момента я ждала исхода, подобного братьям и сестрам по несчастью. А когда меня начали хвалить на сцене, говорить комплименты, дарить подарки, обещать лучшую жизнь… Я подумала, почему бы и нет. К тому моменту терять мне действительно было нечего.

Эльмира выдохнула, словно бежала марафон. Она не поняла, стало ли ей легче от рассказанного, но ей точно понравилось, как заинтересованно Джек смотрел на нее.

– Mein kleines Mäuschen! [34] – раздалось из другого конца зала. К ним бежал светловолосый мужчина лет сорока. – Du bist einfach wunderschön! [35]

Вот он какой, оказывается, Клаус Лурье: щуплый, ярко одетый немец с горбинкой на носу и пушистыми усами. Лурье сел на свободный стул и широко улыбнулся. Мира улыбнулась в ответ и кивнула в сторону Джека:

– Он не знает немецкого.

– О, мое простить! Я плохо знать английский! – воскликнул Лурье.

На что Джек махнул рукой и добродушно ответил:

– Можете продолжать на немецком, я всего лишь играю боксера.

– Мне жаль. – Мира неловко свела брови. – Тебе будет скучно…

Льюис вновь махнул ладонью:

– Здесь прекрасная живая музыка, и в первую очередь я пришел поесть. – Он кивнул в сторону официанта, который нес огромный стейк.

Клаус Лурье следил за беседой, наверняка мало понимая из услышанного, и, когда Мира вернулась к разговору с режиссером, тот не скрывал облегчения. Клаус общался с Белладонной на равных. Обсуждать работу без Франка оказалось необычно, но, к удивлению, комфортно. Мира увлеченно рассказывала, каким бы хотела видеть клип, а Джек и Клаус слушали ее. Миру не покидало ощущение, что Джек любуется ею.

Разговор о прошлом всколыхнул волну воспоминаний и снес с берега настоящего зыбкое спокойствие. Мира долго не могла уснуть, а когда провалилась в беспокойный сон, то услышала: «На твоих руках кровь».