Лепестки и зеркало

  Но было поздно: мужчины сцепились. Только Хаатер заведомо имел преимущество и играл не по правилам: ударил соэра загодя приготовленным камнем. Сам убийца отделался лёгким ранением в бок.

  Убедившись, что Брагоньер без сознания, хотя и жив, Хаатер склонился над ним и забрал перстень инквизитора. Обернулся к скулившей на земле Эллине:

  - Я бы всё равно его не отпустил, но не предполагал, что он так сглупит. Из-за тебя. Ради такой любви даже добивать не стану: пусть сам умрёт. Как и обещал, похороню рядышком.

  Когда Хаатер, морщась от боли, поднял её и уложил в гроб, гоэта поняла, что он не шутил. Она отчаянно заголосила, задёрнулась, но бесполезно - крышка захлопнулась. Стук молотка возвестил о том, что буквально через пару минут её похоронят заживо.

  Кое-как, особо не стараясь и поминая недобрыми словами Брагоньера, заколотив гроб, Хаатер столкнул его в могилу и закопал. Затем перевязал рану, не церемонясь, бросил в соседнюю яму соэра и тщательно закидал землёй. Сверху набросал мелких камушков и комья глины, поднятые со дна ямы деревенскими копателями.

  Не обращая внимания на сдавленные стоны из-под земли, Хаатер вернулся к лошади и достал из дорожной сумки книгу. Полистал и, заложив, потянулся за накопителем гоэты.

  - Счастливой загробной жизни! - усмехнулся Хаатер и скрылся из виду.

  Кладбище на миг озарила вспышка света, сопровождавшаяся хлопком, а потом всё стихло.

  Быстро осознав, что её никто не услышит, Эллина замолчала и задумалась, насколько хватит воздуха в гробу. И сколько она уже сожгла. На час? Наверное, да.

  Гоэта с трудом выровняла дыхание, заставив себя делать глубокие вдохи и медленные выдохи. Это не только продлевало жизнь, но и унимало истерику.

  Слёзы текли по щекам, как ни старалась, Эллина непроизвольно всхлипывала.

  Если бы её не связали, она бы попыталась выбраться. Но, увы, в нынешнем положении оставалось отдаться на милость богов.

  Сердце бешено колотилось, перед глазами пронеслись все тридцать пять лет существования. Серо, уныло, обыденно - не за что зацепиться, но так хочется вновь окунуться в эту повседневность!

  Гоэта мысленно попрощалась со всеми друзьями и знакомыми. Пошевелилась, попытавшись сесть и выбить крышку, но мышцы затекли, а побои не прошли бесследно. Острая боль заставила сжаться калачиком и тоненько завыть.

  Эллина терпеливо ждала смерть и думала. Самое подходящее время для самокопания и анализа причин, приведших её в могилу. Только разум то и дело застила паника.

  Воздуха становилось всё меньше, дышать - всё больнее. Близился конец.

  Хаатер не рассчитал удара: Брагоньер очнулся до того, как умер.

  Затылок ныл, будто его разрывала мигрень. Лёгким не хватало воздуха.

  Земля забилась в рот, нос, уши. Собственно, первым непроизвольным действием в сознании и стала попытка организма от неё избавиться. Что, разумеется, привело к тому, что весь рот наполнился суглинком.

  Открыв глаза, соэр тут же понял, что произошло. Задержал дыхание, унимая рвотные порывы, вызванные инородными субстанциями в желудке. Не медля, Брагоньер попытался сесть. Рыхлая земля поддалась, частично осыпалась, образовав лакуну для воздуха.

  Соэр сделал несколько жадных вздохов и начал разгребать руками кладбищенскую почву. Внизу, прямо над ним, она поддавалась хорошо, но дальше пошла глина... Она осыпалась, сведя на нет все усилия.

  Накатило удушье, а вместе с ним и судороги. Понимая, что дорога каждая секунда, соэр вновь задержал дыхание и кое-как, с трудом, отвоевал вокруг себя немного свободного пространства.

  Брагоньер скрестил руки на груди и, ухватив ладонями плечи, стянул сюртук. Теперь нужно было исхитриться завязать его узлом над головой.

  Запас воздуха в лёгких практически исчерпался, у соэра была всего одна попытка. И она увенчалась успехом.

  Мысль об Эллине и близости долгожданного неба подстёгивала, заставляла забыть о боли, ранении в плечо, сочившейся по виску крови, давящем грузе земли. Повисший мешком сюртук защищал от асфиксии и дарил возможность хоть иногда делать вздох, не опасаясь, что он станет последним.

  С глиняными пластами приходилось бороться тараном, то есть собственными плечами и головой. Дёрнуться, разгрести наощупь комья - и так снова, по кругу.

  Когда, наконец, могила отпустила жертву, пройдясь холодком ночи по затылку, Брагоньер сорвал с головы сюртук и рывком вытащил себя из смертельной ловушки. Жадно, тяжело дыша, огляделся, перетягивая более-менее чистым куском рубашки раненное плечо, и заметил вторую свежую могилу... Сомнений в том, кто там похоронен, не возникало.

  - Ты сдохнешь на дыбе, Матео Хаатер, я сам тебя вздёрну и заживо переломаю все кости, - в ярости прокричал соэр, ища глазами хоть что-то, что помогло бы разрушить семифутовую земляную преграду.

  Позабыв о собственной усталости и боли, он принялся откапывать Эллину. Сначала лопатой, затем руками, отбрасывал в сторону суглинок. Пот градом стекал со лба, разъедал раны, но Брагоньер ни разу смахнул его, моля богов успеть.

  Лишь бы она ещё была жива, лишь бы дышала!

  Наконец показались доски гроба.