Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Исин больше не слышал Оле. Ему хотелось открыть глаза, чтобы попытаться отыскать в темноте чужой силуэт, хотелось бросить хоть один прощальный взгляд, но он не хотел видеть, как Чондэ уходит. И меньше всего он хотел видеть, что его больше нет. Стоило бы держать свои глаза открытыми, чтобы убедиться, что все происходящее не привиделось ему. Что оно было реальным. Исин просто не хотел открыть глаза и понять, что это был сон. Уж лучше знать, что все закончилось, чем-то, что этого никогда не было.

— Пять. Я не знаю ни одного слова, которым бы мог описать тебя. Уверен, ни в одном языке мира нет такого слова, потому что никто не был готов к тому, что столь невозможный человек однажды будет существовать.

Вдруг стало очень тихо. Как будто весь мир вдруг затаил дыхание и обратил свой взор на Исина, чтобы узнать, что будет дальше. И в этой тишине, когда внимание было сосредоточенно только на нем, Чжан вдруг осознал, что Чондэ нет ни рядом, ни поблизости, и паника вдруг охватила его. Вместе с ней пришло и чувство, которое выворачивало легкие наизнанку, сжимало сердце, и это было невероятно больно. Исин ощущал, как вместе с тошнотой подступает новая волна слез. Ему было страшно.

— Шесть. Ты говорил, что уйдешь тихо, и я не замечу твоего отсутствия, не сразу, но я уже его чувствую, и я скучаю.

Он говорил быстро, стараясь отвлечь себя. Произносил это словно считалочку, словно скороговорку, надеясь, что это облегчит тот поток чувств, который свалился на него. Он ошибался. Справиться с этим самому невозможно. Этого было слишком много. Больше, чем мог вынести один человек.

— Семь. Я не знаю, плохой ты или хороший. Восемь. Для меня это не имеет никакого значения. Девять. Все, в тебе идеально, и я уверен, что ничто в этом мире не сможет заставить меня считать иначе. Десять. Я готов простить тебе все, и это пугает, потому что у прощения всегда должен быть предел, но у моего — нет.

Боль была настолько реальной и ощутимой, что становилось страшно. Если бы она была физической, можно бы было вызвать врачей, но нет ни одной службы, которая бы могла оказать первую помощь при душевных травмах. Такие не перебинтуешь, не зашьешь, к таким даже подорожник не приложишь. Исин чувствовал, что не может принимать происходящее. Все это было слишком нереально, невозможно, чтобы это принять. Он чувствовал слишком много. Это было невыносимо. Его голова была готова взорваться, сознание разлеталось на мелкие кусочки, казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума. Если бы он только знал, где находится рубильник, который может отключить все это, в этот момент он бы точно его опустил, чего бы ему это не стоило. Он просто хотел это остановить.

— Одиннадцать. Я не хочу это чувствовать, потому что это слишком больно и не имеет смысла без тебя.

Слова начинали тонуть в рыданиях. Исин знал, что не было смысла считать дальше, но он продолжал, цепляясь пальцами за ствол дерева, потому что там, на самой последней цифре было что-то очень важное.

— Двенадцать. Я никогда не думал, что можно так привязаться к кому-то всего за несколько ночей, но я не могу сомневаться в том, что чувствую, потому иначе мне бы не было так больно.

Исин сделал глубокий вдох. Он ведь действительно никогда не верил, что можно влюбиться в человека, которого ты видишь первый раз или знаешь всего несколько дней. Он всегда считал странными людей, которые превращают свои неудачные любовные истории в шекспировские трагедии, потому что был разочарован и не верил в силу любви. Но теперь он понимал, насколько сильно ошибался. Потому что явственно осознал, что он был готов на все, только чтобы Чондэ был рядом. Если бы ему сказали, если бы ему только сказали, что нужно сделать, чтобы они были вместе, он бы сделал, как бы сложно это ни было. Он был готов на все. Он хотел сражаться за свою любовь, и ему было абсолютно наплевать, взаимная она или нет. Его любви было бы достаточно для двоих.

— Тринадцать. Я люблю тебя, Ким Чондэ, буду любить до конца своих дней! И будь проклят этот мир, если он будет против этого! Клянусь богом, я разнесу его по кирпичикам, если он не позволит тебе вернуться ко мне!

Чжан Исин кричал что есть сил. Он кричал, срывая голос, и надеялся, что, если есть бог или какой-то большой начальник, он услышит все это и задумается. Потому что Исин поклялся, и если все мироздание в своем уме, оно не будет вставать у него на пути. Ведь молодой человек помнил, что у него есть сила, и если это действительно так, ему будет наплевать, он использует ее, чтобы уничтожить все, потому что это невыносимо. Эта боль в груди слишком сильная. Она словно выжигала его изнутри, и он никак не мог с ней совладать.

Ему нужно было возвращаться домой, возвращаться к нормальной жизни, но он не знал, как он может сделать это. Словно бы эта ночь отрезала его от прежней жизни. Пути назад не было.