Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Исин растерянно посмотрел на кружку. Ему не хотелось пить, особенно до дна. Голова начинала побаливать. Крики пиратов очень сильно давили на нервы. Исин поджал губы, чтобы не закричать или не выругаться.

— Друзья, — послышался спокойный голос за спинами пиратов, — прекращайте мне ребенка спаивать.

Пираты вмиг замолчали, расступаясь, чтобы дать капитану пройти. Оле-Лукойе спокойно, не торопясь, прошел до Исина, задумчиво посмотрел на кружку в руках пирата и после небольшой вдумчивой мхатовской паузы осведомился:

— Может быть, кто-то предложит мне выпить?

Тут же, кажется, вся пиратская команда ринулась к капитану, чтобы предложить ему свою кружку с ромом. Чондэ лишь слабо улыбнулся, взял первую попавшуюся, поблагодарил и присел на скамейку.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он, спокойно отпивая ром, словно бы это был чай, — продолжайте веселье.

Пираты еще какое-то время смотрели на расслабленного капитана, как бараны на новые ворота, после чего резко вышли из оцепенения и действительно вернулись к веселью. Сразу стало шумно. В этот раз, кажется, даже было больше шума, будто пираты специально, следуя указанию капитана, старались показать, что веселятся.

— Ну и где ты был? — Исин рухнул на скамейку рядом с Оле. — Что за моду взял бросать меня на произвол судьбы.

— А ты скучал? — с усмешкой осведомился Чондэ, и глаза его игриво блеснули, когда он, не сводя пристального взгляда с Исина, отпил из своей чашки. Чжан на какое-то время потерялся, пытаясь понять, в чем была суть вопроса. Оле-Лукойе хочет знать, скучал ли Исин без него или скучал ли он по нему?

— Я думал, что ты меня бросил, — не нашел ничего лучше ответить Исин, — они сказали, что ты мог уйти…

— О, ну конечно, — засмеялся Оле, — ты так сильно испугался, что я мог тебя бросить, что решил как следует повеселиться с пиратами.

— Нет, я не…

— Ты ведь прекрасно знал, что я не брошу тебя, Чжан Исин, — Чондэ по-доброму заглянул юноше в глаза и нежно погладил его по волосам, — иначе бы ты не был так спокоен.

— Хорошо, — согласился Исин, — признаю, я знал, что ты меня не бросишь.

— Тогда, — тихо засмеялся Оле, которого позабавила такая реакция молодого человека, — просто иди и повеселись. Ни о чем не беспокойся, ведь я теперь рядом.

— Но…

— Просто иди, — махнул рукой Чондэ, — когда у тебя еще будет шанс повеселиться с пиратами? Ни о чем не волнуйся, я присмотрю за тобой. Впрочем, как и всегда…

В этой последней фразе не было ничего таинственного, не было ничего необычного, ведь Оле-Лукойе действительно приглядывал за Исином все то время, что с ним путешествовал, просто на секунду Исину показалось, что в этой фразе куда больше значения и памяти.

Чжан прищурил глаза, но Оле ни видом, ни словом, ни даже мимолетным взглядом не выдал своей тайны. А между тем у Исина в груди сердце сжималось тоской забытых воспоминаний. Своих ли, чужих ли, или это была всего лишь иллюзия воспоминаний, он не знал, но чувствовал горечь утраты.

Словно желая избавиться от этого послевкусия, Исин схватился за кружку с ромом и, осушив её в несколько глотков, пустился в самую гущу бушующей толпы, распевать пиратские песни и танцевать. Он делал все, чтобы не чувствовать съедающей его изнутри тоски, когда бросал беглый взгляд на одиноко сидящего в стороне капитана. Каждый раз, когда Оле ловил на себе чужой взгляд, его снисходительная добрая улыбка становилась ярче, он вскидывал вверх руку с кружкой и шептал одними губами: «за тебя». И от этого становилось еще больнее.

Отвратительное чувство, когда в разгар веселья тебе и радостно, и больно. Когда ты хочешь улыбаться, но будто делаешь это через силу. Хочешь сбежать куда-то на воздух, чтобы перевести дух, потому что в толпе то счастливое предвкушение сменяется тянущей сладкой болью в области сердца.

В ту ночь Исин в полной мере осознал всю прелесть алкоголя. Он перестал соображать после второй кружки. И ничего не чувствовал, кроме ужасного головокружения. Его мир настолько изменился, что в нем не было больше ни боли, ни тоски. Только мутило немного, зато все казалось веселее.

— Честно признайся, усатый, — почти подполз Исин к Оле-Лукойе, угрожая вилкой, — хочешь лишиться хвоста?

— Не хочу, — звонко засмеялся Чондэ, оглядывая Чжана, который последний час скакал в пиратской треуголке и с повязкой на глазу, — я… уважаю пирата.

— А я… ик, — Исин на какое-то время завис, диагностируя свое состояние, — уважаю… кота.

Исин почувствовал, что сильно перепил, его веки налились свинцом и стали настолько тяжелыми, что глаза начинали болеть, так хотелось их закрыть. Чжан устроился рядом с Оле, опуская голову ему на плечо и прикрыл глаза. Из-за переизбытка алкоголя, его обуяла такая безграничная нежность к Чондэ в эту минуту, что очень хотелось сказать об этом, потому что она рвалась наружу. Её было слишком много для одного человека.

— Сегодня действительно было очень весело, — еле пробормотал непослушными губами Исин, незаметно для себя начиная проваливаться в сон, — зря я тебя попрекал. Мне жаль.