Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

— Я хочу спилить во-о-о-о-он то дерево, — Чондэ прищурился, будто наводя прицел, и указал на дерево, еле различимое на таком расстоянии в сумерках. — Зачем? Да черт его знает. Просто надо.

Минсок скользнул взглядом в указанном направлении и поджал губы. Ему было нечего ответить. С одной стороны, не хотелось поднимать целый пласт воспоминаний своим признанием о том, что понял о чем идет речь, потому что это было больно для них обоих, с другой же он даже не мог позволить себе сарказм или безразличие к этому объекту, потому что язык не поворачивался. Попытайся он сделать вид, что совершенно не понимает о чем идет речь, и каждое его слово прошлось бы наждачкой по старым ранам Чондэ. Его можно было понять. Это дерево стало для него символом, не очень приятным. Таким же неприятным, как и дом, что был рядом. Однако дом простить было можно. За долгие годы от него уже мало что осталось. Его достраивали, перестраивали, потом снесли до самого основания и на его месте построили новый, который тоже достраивали и перестраивали, пока от объекта ненависти не осталось ничего, кроме воспоминаний. Новый дом – новая история. Лишь место памятное, оставляющее неприятный осадок на сердце какими-то отдельными неизменными элементами, потому что и оно за столько лет претерпело много изменений. Неизменно осталось лишь старое дерево. Оно было точно таким же, каким его помнили Чондэ с Минсоком. Каждая веточка, каждый сучок – все было на месте. Ничего нового не появилось. Разве что, только возможно, оно стало чуть толще и выше, но сложно сказать так это или нет.

И признаться, в какой-то степени Минсок был солидарен с Чондэ. Он и сам ненавидел это дерево. Несколько раз в его голове проскальзывала совершенно абсурдная мысль его уничтожить – спилить, сжечь, подорвать, наслать на него смерч, чтобы из земли выкорчевало и куда-то унесло. Мысль приходила, но действий за ней никаких не следовало, ведь это дерево стало сакральным местом. Символом. На нечто столь важное, пусть и ненавистное, у Минсока просто не поднималась рука, ведь, в конечном итоге, после всего, это было единственное, что у него осталось.

— Я бы и дом тот сжег, но это опасно и вообще истинный вандализм, — заполняя воцарившуюся паузу, поделился Чондэ, — а знаешь, мне вдруг вот что интересно стало…

Он развернулся к Минсоку, который, прячась в своих мыслях, опускал глаза. Тот совершенно не ожидал, что к нему обратятся так открыто, не бросая фразы через плечо, а смотря прямо в лицо, потому собственная растерянность в этот момент его смутила. Он немного опешил, но через секунду нашел в себе силы посмотреть брату в глаза, пусть и немного виновато.

— Что? — еле слышно спросил он, так как ответа не последовало.

— Есть одна очень маленькая деталь, которая не дает мне покоя, — Чондэ свел руки за спиной и начал неспешно прогуливаться вокруг брата, подстраивая фразу под мерный, неторопливый ритм шагов. — Воспоминания, которые ты у меня когда-то забрал… неужели… я хочу сказать, у меня есть ощущение, что ты каким-то образом, возможно частично, совершенно случайно мне их вернул…

— С чего ты это взял? — настороженно поинтересовался Минсок, потому что, очевидно, он этого не делал, и его немного напрягало, что Чондэ вдруг об этом заговорил.

— Потому что я, — молодой человек остановился прямо перед братом, немного надменно вскидывая голову, но при этом смотря прямо в глаза, — неожиданно понял, что очень отчетливо помню, нет, правильнее сказать, наверняка знаю на какой из веток этого дерева, — он указал пальцем в направлении названного объекта, — она повесилась, хотя прекрасно понимаю, что ни помнить, ни знать об этом не должен.

— Ты уверен? — Минсок нахмурил брови. Он смотрел на брата и пытался прочитать по его лицу, что бы все это могло значить. Шутка ли, правда ли. Никаких разумных объяснений у Минсока на этот счет не было. Он точно так же как и Чондэ сейчас был уверен в том, что знать о таком младший просто не мог. Ни видеть, ни слышать. Никаких подробностей никогда не было. Минсок лишь однажды, много лет назад, в разговоре с братом обмолвился, что это случилось, но когда и где – он точно не говорил.

— Я не знаю, Минсок, — вскинув брови, жалостливо, еле слышно произнес Чондэ, чуть мотая головой. — Я понятия не имею, как это объяснить, но эта картина стоит у меня перед глазами, и я не знаю, правда ли это или вымысел моего воображения, ведь я лично этого никогда не видел, да и ты в подробностях мне об этом не рассказывал, не показывал наглядно как это было, но когда я смотрю на него, — он качнул рукой, что указывала на дерево, — у меня перед глазами эта картина. Как будто я действительно стоял там, всего лишь в нескольких шагах, и смотрел на нее, уже мертвую, провисевшую, наверно, час или около того. И, кажется, было утро. Иногда мне даже кажется, будто я видел, как это случилось. Но ведь этого просто не может быть, ведь так?

— Так, — еле слышно произнес Минсок. — Этого просто не может быть, но…