Я выныриваю и кашляю, пытаясь отдышаться. Волчица Гримм остается на берегу, но я едва успеваю разглядеть ее. Течение слишком быстрое. Накидка утягивает меня под воду. Я изо всех сил брыкаюсь, пытаясь снова вынырнуть на поверхность. Наконец мне удается ухватиться за упавшую ветку. Я высовываю голову из воды и обхватываю руками ветку. Стремительный поток уносит меня дальше вниз по течению.
– Клара!
Аксель.
Мне удается взглянуть на него. Он с Хенни прыгает в реку. Они в нескольких ярдах от меня. Волосы Фиоры мчатся за ними, но я была права насчет их скорости. Они не такие быстрые, как вода.
Мои друзья равняются со мной. Я делюсь с ними веткой. Она восемь футов в длину и держится на плаву, так что мы втроем не утонем.
Я захлебываюсь водой и выплевываю ее. Мое тело сотрясает дрожь, но кровь бурлит в жилах. Я представляю, как волчица Гримм наблюдает за мной издалека и скрежещет зубами.
Сегодня я не умру.
Глава 13
Я вешаю свое промокшее платье на ветку ясеня на берегу реки. Если прищуриться и отойти в сторону, белье больше не кажется мокрым. Легко представить, что юбка и рукава стали длиннее, васильковый цвет не выцвел, а мамино ожерелье из розово-красных стеклянных бусин свисает над шнурками, стягивающими лиф спереди.
Я представляю маму в этом же платье, которое когда-то принадлежало ей. Верхняя половина ее темных волос убрана с лица и зачесана назад, точно так же у меня. Она улыбается, склонив голову набок. Ее взгляд видит меня насквозь, понимает меня.
Но как?
Слева от меня хрустит ветка, и я вздрагиваю. Но это не волчица, а всего лишь Аксель.
Он улыбается, хотя его брови сходятся на переносице.
– Ты в порядке? – Я киваю, потирая поясницу. За последнее время мой искривленный позвоночник пережил слишком много приключений. – Как твоя спина? – спрашивает Аксель.
– Восстановится, если мы не будем больше падать с башен, убегать от волков и злобных волос и бороться с бурным течением.
– Мне бы тоже не помешал перерыв от всего этого. – Он усмехается, и я пытаюсь отвести взгляд от его обнаженной груди и от того, как напрягаются мышцы его живота, когда он смеется.
Единственное, что на нем надето, – это нижнее белье и укороченные льняные брюки, такое же мокрое, как и моя сорочка, в которой я дрожу от холода под своей красной накидкой. На шее у него также повязан красный шарф. Мокрая ли наша одежда, выкрашенная в красный цвет колокольчика, или высохшая, мы не решаемся ее снять. Что, если лес выдворит нас, даже если мы далеко от деревни? Или мы станем Потерянными без защиты колокольчика? Может ли он хоть как-то предотвратить такую возможность?
Жаль, что мама не написала письмо, в котором объяснила бы все правила игры в «красный цветок», когда спрятала накидку в матрасе.
– Давай помогу, – говорю я Акселю и вместе с ним отламываю ветки от ясеня. Нам нужно поддерживать огонь в костре. В лесу трудно найти хоть одно дерево, которое не было бы зеленым. Здесь нет ни упавших веток, ни мертвых деревьев. Этот ясень – единственный, на который мы наткнулись. Ствол расколот, и большинство веток обуглились. Должно быть, в него ударила молния.
Мы увидели первый раз это дерево час назад, когда наконец выбрались из реки, проплыв по ней несколько миль. Засохшее дерево символизирует либо смерть, либо то, что время истекает, но мысль о том, что сегодня ночью я буду спать в тепле костра, затмила все мои опасения по поводу дурных предзнаменований. Я уже знаю, что умру в Лесу Гримм, и я могла бы сказать себе, что у меня мало времени, и без напоминания лишенного листьев дерева.
У нас заканчивается еда, особенно если учесть, что Аксель лишился рюкзака, а я не планировала, что мы будем путешествовать втроем. Хенни подумала взять с собой набор для шитья, но она не предусмотрела много съестного, всего лишь пару ломтиков сыра и немного лощинского хлеба, примерно то же, что и я, но в гораздо меньшем количестве.
А теперь из-за реки запасы хлеба превратились в кашу. По крайней мере, у нас много питьевой воды, хотя я не сделала ни глотка с тех пор, как мы сошли на берег. Я выпила половину реки, пытаясь преодолеть волны.
– Я, пожалуй, переночую здесь, – решает Хенни. Она стоит в двенадцати футах от меня и прячется за большим кустом. – Мне не так уж и хо-холодно.
– Ни за что. – Я подхожу к костру между ее кустом и ясенем и кладу рядом с ним свою вязанку веток. – У тебя зубы стучат настолько громко, что тебя может услышать каждый в Лощине Гримм. К тому же уже садится солнце. Станет только холоднее.
– Но на мне только сорочка, – шипит Хенни.
– Как и на мне.
– У тебя есть накидка! А у меня только платок. Это неприлично!