Нет, это был не коридор, вроде тех, по которым он добирался сюда — тоннель, штольня, пробитая в плотно слежавшихся пластах породы. Здесь даже подпорки были: из обрезков брёвен, установленные явно вручную. Под ногами хлюпала полужидкая глина — неудивительно, подумал Мартин, ведь сейчас он находится не сильно выше уровня Москвы-реки, и остаётся только удивляться, почему грунтовые воды не затопили этот лаз…
В грязной жиже явственно отпечатались подошвы предыдущего визитёра — того же, чьи подошвы раскрошили отслоившуюся краску. Небольшие такие, размер тридцать девятый — определил Мартин. И это тоже неудивительно, поскольку чужак был мал ростом и сложён отнюдь не по-богатырски. В этом он был уверен, поскольку видел того собственными глазами.
Ну, предположим,
Беседа в «Шайбе», когда Мартин намекнул итальянке — неожиданно для самого себя, сколько ведь раз зарекался открывать рот на эту тему! — крепко его разбередила. Сутки с лишним он места себе не находил, собрал все ходящие по ГЗ слухи и сплетни о самой Фране, о том, что девушку последнее время её всё чаще видят в компании сильвана Умара, о прежних её связях. И, разумеется, о конфликтах — или интригах, это уж как посмотреть — в которые итальянка оказалась втянута стараниями то ли её нынешнего руководителя, Якова Израилевича с Шапиро, то ли профессора Симагина. И если отношения с завлабом микологии у Мартина были самые, что ни на есть доверительные, то профессора он откровенно недолюбливал. А потому — решил начать своё спонтанное расследование именно с него.
Благо, инструмент для этого расследования был под рукой, в лаборатории, который Шапиро оборудовал в своё время в подвалах ГЗ для кое-каких своих экспериментов. Жезл Порченого, могущественный артефакт, созданный отступником-друидом для управления трансформацией живых тканей. Особенно хорошо это получалось снекоторыми мутировавшими видами грибниц- их нити могли проникать в любые щели, принимать любые формы, вытягиваться на сотни метров. И главное — они могли служить своего рода продолжениями органов чувств «оператора». Правда, проделывать этот трюк мог пока только Мартин и только он: доцент Шапиро пытался найти этой исключительности своего нештатного сотрудника сколько-нибудь разумное объяснение, но пока не преуспел. Так что приходилось привлекать того к работе, чем Мартин без зазрения совести и пользовался: чего стоила одна выходка с порхающим по стенам «Шайбы» изображением мужского полового органа, снабжённого парой трепещущих ангельских крылышек. Похабная эта анимация была создана с помощью «блуждающей грибницы», управляемой Жезлом, и заслуженно вошла в золотой фонт университетских баек.
В задуманном не было ничего сложного — Мартин знал, где хранится Жезл, научился открывать несгораемый шкаф и пользоваться артефактом для своих не праведных целей. Многие студентки и молодые сотрудницы Университета неприятно удивились бы, узнай, сколько раз старый алкаш втайне наслаждался зрелищем их обнажённых прелестей и любовных игр. Со звуковым сопровождением этого «домашнего видео» было, правда, похуже, поскольку слуховые сигналы грибница передавала неважно — но Мартин не жаловался. Дарёному коню… то есть Жезлу…
Поначалу слежка развивалась вполне удачно. Шпионский отросток, отправленный по вентиляционным ходам в лабораторию Симагина, с первого же раза застал там весьма любопытного посетителя. Нет, Симагин был на месте, да ещё и в компании своего прихлебателя доцента Семибоярского (скользкий тип, замешанный, насколько знал Мартин, в парочке грязных историй со студентками младших курсов). А вот их собеседник…
В ГЗ многие ходили в одежде лесовиков. Туники и накидки золотолесцев, просторные рубахи и кожаные безрукавки сетуньцев, замшевые куртки и штаны с густой бахромой по швам, которые так любят жители Пау-Вау… Так что длинный, до пят, плащ симагинского гостя Мартина не смутил. А вот то, чем пахнуло из-под этой одежды…
Нет, это была не вонь, не какой-нибудь особенно едкий аромат — грибницы передавали запахи ещё хуже, чем звуки. Из темноты под глубоко надвинутым капюшоном на Мартина словно пахнуло мертвенно-чёрной пылью, от которой он в день Зелёного Прилива, бежал, сломя голову — и добежал от Соколиной Горы сюда, в Главное Здание. Больше ни разу он не испытывал ничего подобного, но страх — неодолимый, могильный, всепроникающий, — въелся в его подсознание так крепко, что за все эти тридцать с лишком лет он ни разу не решился покинуть ГЗ, надеясь, что уж сюда-то эта мерзость не доберётся
…выходит, зря надеялся?..