К великому сожалению Михася Вогняновича, его новые «обязательства» не сводились к снабжению лаборатории экспериментальной микологии. Как говорится — «попала собака в колесо — пищи, но беги…»
— Тут, эта… людыны размовляють… Що до новой сотрудницы, як там её?..
— Вы о синьоре Монтанари? — Яков Израилевич поднял на завскладом глаза. — Что с ней не так?
— Да, вроде, всё так… — Вислогуз мялся, явно выбирая, что сказать. — Слышал, её покликали сьогодни в лабораторию профессора Симагина…
— Это где она в прошлый свой визит к нам была в аспирантках? — уточнил Шапиро, хотя и сам прекрасно знал ответ. — Ну, так это вполне нормально.
— Нормально, та не дуже. — прогудел Вислогуз. — Там у них один хлопчик лаборантом, батько его мой кум, из Малиновки…
Яков Израилевич кивнул. Брат Михася Вогняновича состоял в старостах сельца Малиновка и регулярно снабжал родственника щедрыми продуктовыми «подарунками». Часть их оказывалась на общем столе лаборатории экспериментальной микологии в качестве добровольных подношений проштрафившегося завскладом.
— Так этот хлопчик в запрошлый раз с италийкою цей кохался… любовь, значит, крутил. — продолжал Вислогуз. — Потом разбежались они, вже не знаю, чому. А сегодня утром зам Симагина пидходить до него и каже, шоб он бывшую свою зазнобу пригласил в лабораторию зайти. Ось я и подумав: може, им от неё чого потрибно?
Вислогуз, как и всякий раз, когда сильно волновался, смешивал украинскую и русскую речь. На красной, словно перезрелая свёкла физиономии, проступили крупные капли пота.
— Пригласить, говоришь, велел? — Яков Израилевич задумался. — Занятно, занятно…
Его неприязнь к Симагину (вполне, надо сказать, взаимная) не была секретом ни для кого. Да и Франа, насколько он успел выяснить, ушла к нему из лаборатории генетики после изрядного скандала — девчонки-лаборантки болтали, что выяснение отношений с Симагиным состоялось при закрытых дверях, причём из кабинета профессора слышались экспрессивные итальянские обороты и звон бьющейся лабораторной посуды. Сам же профессор, известный мастер подковёрных интриг, имел некоторый вес в ректорате Филиала, и выпускать его из поля зрения никак не следовало.
Тем более, когда дело касается столь деликатных материй.
— Занятно, занятно… — задумчиво повторил доцент Шапиро. — Вы, вот что, Михась Вогнянович: выясните-ка поподробнее, зачем её туда позвали и чем этот визит закончился. Хорошо бы узнать, о чём шла речь… в деталях. За пару дней справитесь? Да? Вот и хорошо, не сомневался в вас.
Вислогуз уныло кивнул, повернулся и пошёл прочь, едва сдерживая тяжкий вздох.
— Так мы вас ждём, синьора Монтанари, заходите! Всегда вам рады!
Физиономия заместителя Симагина — слащавая, гладкая, отвратно-лицемерная — вызывала у Франы острейший приступ раздражения. Хотелось хлопнуть дверью изо всех сил, чтобы припечатать эту рожу крашеной масляной краской «под слоновую кость» филёнкой — так, чтоб брызнуло, чтобы взвыл…
— Figlio di putana!..[27]
Им от неё что-то надо, это очевидно. Не Семибоярскому, разумеется, он — ничтожество, прихвостень. Симагину. Только то, что бывший научный руководитель посмел передать приглашение ни с кем-то, а с её бывшим любовником, само по себе могло стать поводом для нешуточного скандала. Тогда, год назад, они расстались так, что ни один уважающий себя мужчина после такого и близко не подойдёт. А этот: «Франа, дорогая, как я рад, не заглянешь ли к нам в лабораторию…»Нет, на него точно надавили. Она потому и приняла приглашение — хотела убедиться, что не ошиблась, всё поняла правильно.
Так оно, в общем, и оказалось. «Бывший» встретил её с преувеличенным радушием и, не успели они обменяться парой дежурных фраз, как в дверях лаборатории возник Симагин. За спиной у него маячила лоснящаяся физиономия Семибоярского. «Бывший» немедленно ушёл в тину, и дальнейшая беседа в кабинете профессора протекала уже без него. А вот Семибоярский, к удивлению Франы, остался и принял в разговоре живейшее участие.
О да, они они сумели её удивить! Ну, предположим, об интересе, к нехорошим странностям, вроде загадочных «грибных» зомби, или мёртвых проплешин, появляющихся в некоторых районах Леса, знают многие — чего стоила хотя бы беседа в «Шайбе», на которую Мартин ухитрился собрать толпы слушателей. Но чтобы у Симагина оказался материал именно по этой теме, да ещё такой «жареный»! Да, за это она была готова простить vecchio schifoso[28]
многое, включая хамство во время недавней встречи и даже сальные взгляды, которые он и сегодня нет-нет, да и бросал на её коленки. Но, giuro su Dio[29], дело того стоило!После обязательных экивоков: «как же, синьора Монтанари, помним, рады, мечтаем продолжить сотрудничество, если вы пожелаете, разумеется…» Симагин выложил на стол конспект выступления Шапиро на недавнем учёном совете. Это была машинописная копия его собственных набросок, и профессору пришлось комментировать их, по ходу того, как итальянка изучала записи.