Лёшкино солнце (СИ)

Лёшка тревожно оглянулся по сторонам, опасаясь увидеть придуманное страшилище вживую. Но вокруг, кроме уже привычных шорохов и звуков, было тихо. И Лёшка немного успокоился.

Витя сильный и ловкий. С ним ничего не может произойти. Раз сказал ждать его здесь, значит он обязательно придёт. Нужно просто набраться терпения. А чтобы не было так страшно, можно зажмурить глаза.

Бросить всё и сбежать домой, Лёшке даже не пришло в голову.

Чтобы немного отвлечься от тревожных мыслей, он поковырял неструганые доски забора, поддевая ногтем шершавую сосновую кору. Она снималась тонкими пластинками и тут же крошилась в пальцах, рассыпаясь ломкими хлопьями.

Вдруг за забором в глубине сада раздался крик. Добрался до самой высокой ноты и резко оборвался.

Лёшка испуганно вздрогнул и выронил отломанный кусок коры. И тут же торопливо придвинулся к забору. Оперся ладошками о доски и попытался заглянуть в тёмную щель между ними. Но кроме черноты, ничего не увидел. Тогда он приложился ухом, пытаясь понять, что происходит.

Какое-то время всё было тихо. Потом послышался шум – будто стадо напуганных лосей неслось через кусты, ломая ветки – и раздались маты. Лёшка, на всякий случай, отодвинулся подальше от лаза.

И вовремя.

Первым из дыры в заборе выскочил Валя-Валера. Он вылетел, словно пробка из бутылки шампанского. Проскочил прямо в фуфайке, не задерживаясь ни на секунду. Следом за ним показался Юрка. Мишка, не дожидаясь, когда освободится проход, от страха перемахнул через двухметровый забор, будто это невысокий штакетник. Если бы его видел в этот момент Бубка*, он бы позеленел от зависти. Последним, чуть замешкавшись, вылез Витя. Ухватив за руку застывшего на месте Лёшку, он рванул вперёд, потянув его за собой словно электровоз маленький вагончик.

Стараясь не отставать от Вити, Лёшка, вцепившись в его ладонь, бежал, что было сил, но длинные полы толстовки путались между ног, мешая бежать, а «собачка» замка каждый раз больно ударяла о колени. На перекрёстке, поворачивая на соседнюю улицу, Лёшка споткнулся о какой-то камень и чуть не упал. Но Витя подхватил его подмышки, ставя на ноги. Лёшка в панике оглянулся, опасаясь увидеть преследователей, готовых схватить его за шиворот.

Но рядом никого не было. Лишь вдалеке, возле ворот, в ярком свете вышедшей из-за туч луны, вырисовывалась сухопарая, чуть сгорбленная фигура старика, который тряс в воздухе ружьём и материл «проклятых оглоедов», обещая им все кары небесные. Рядом с ним смеялся высокий широкоплечий мужчина.

*

Пробежав три улицы и убедившись, что погони нет, подростки наконец остановились. Уперев руки в колени и согнувшись пополам, они, тяжело и хрипло дыша, какое-то время стояли молча, не в силах произнести ни слова.

Чуть отдышавшись, Юрка заговорил противным голосом, явно передразнивая Мишку:

– Дед глухой. Спит без задних ног и нихрена не слышит.

– Я чё, знал, что к нему кто-то придёт? – огрызнулся тот.

Готовую начаться ссору прервал Витька. Он вынырнул из темноты, таща на буксире Лёшу.

– Пацаны, я жетон посеял.

– Армейский жетон?!

Подростки сочувственно и тревожно посмотрели на приятеля. Витька обречённо кивнул.

Этим жетоном на серебристой цепочке – с выбитыми на тонкой железной пластине с закруглёнными углами группой крови, фамилией и именем, точь-в-точь как у солдат в американских боевиках – Витька очень гордился.

Жетон был настоящий солдатский, а не какая-то подделка, которую можно купить в любом киоске. В прошлом году Витька выменял его возле гостиницы у какого-то иностранца на несколько значков. Не на нынешние, сляпанные кооператорами из тонкой жести, с гнутой и заточенной на конце проволокой вместо булавки, а ещё советские: добротные, сделанные из «тяжёлого» металла.

В этих значках запечатлелось Витькино детство.

Когда-то он очень дорожил ими. Каждый день любовно перебирал свою коллекцию. Аккуратно, в только ему одному известном порядке, раскладывал в альбоме, прикрепляя к поролоновым листам. Менялся с пацанами. Экономил на завтраках, чтобы по дороге из школы купить в киоске Союзпечати очередной значок с летящим по небу самолётом и гордой надписью «Аэрофлот», или с рельефным танком на фоне взрыва.

Но детство прошло, и в четырнадцать Витька расставался с когда-то столь ценными для него экземплярами уже без всякого сожаления. Он равнодушно смотрел, как иностранец откалывает понравившиеся значки, откладывая их в сторону, рядом с вожделенным солдатским жетоном на серебристой цепочке. Теперь все помыслы подростка сконцентрировались на нем. И Витька с одинаковым безразличием расставался с мультяшным львом Бонифацием, что купили ему в четыре года. И с выпущенным к тридцатилетию Сталинградской битвы юбилейным знаком, выменянным у мелкого шкета с соседней улицы на пять значков с героями мультфильмов. И с октябрятской звёздочкой.