Лесков: Прозёванный гений

Дующий из северной саги ветер, льющий золотые лучи греческий миф о Фебе на колеснице, европейская легенда о Дон Жуане и статуе Командора, точно в театре теней, превращают сплетенные пальцы в волшебные существа. Но Лесков быстро расколдовывает сотканную из света и тени волшебную картину, на глазах читателя производя разоблачение сеанса магии. Тремя причудливыми фигурами оказываются старгородские обыватели – городничий Порохонцев с кнутом и трубкой, кучер Комарь со скамейкой и парой принятых за человеческие головы надутых бычьих пузырей под мышкой, его беременная супруга с блистающим на солнце не щитом, а медным тазом и сложенной вчетверо белой простыней на голове. Командор оборачивается уездным лекарем Пуговкиным, покрытым простыней, нагой всадник-богатырь – дьяконом Ахиллой. «Мелькающая в мелкой ряби струй тыква принимает знакомый человеческий облик: на ней обозначаются два кроткие голубые глаза и сломанный нос»⁵³⁴ – это голова Константина Пизонского. Все они просто пришли утром на реку искупаться.

Однако случаются в хронике и настоящие видения. По пути в Старгород Туберозову мнится, что рядом находится «кто-то прохладный и тихий в длинной одежде цвета зреющей сливы». «Это не сон и не бденье; влага, в которой он спал, отуманила его, и в голове точно пар стоит». Туберозов понимает, наконец, что оказался рядом с ключом, похожим на «врытую в землю хрустальную чашу», и вспоминает, что «образование этой котловины приписывают громовой стреле», павшей сюда по молитве древнего витязя и спасшей его от татарского плена: на месте, куда она ударила, забил чудесный родник. «А в грозу здесь, говорят, бывает не шутка. “Что же; есть ведь, как известно, такие наэлектризованные места”, – подумал Туберозов и почувствовал, что у него как будто шевелятся седые волосы».

И вскоре эта гроза разразилась, оживляя параллель между отцом Савелием и доблестным витязем:

«Реяли молнии; с грохотом несся удар за ударом, и вдруг Туберозов видит пред собою темный ствол дуба, и к нему плывет светящийся, как тусклая лампа, шар; чудная искра посредине дерева блеснула ослепляющим светом, выросла в ком и разорвалась. В воздухе грянуло страшное бббах! У старика сперло дыхание, и на всех перстах его на руках и ногах завертелись горячие кольца, тело болезненно вытянулось, подломилось и пало… Сознание было одно, – это сознание, что все рушилось. “Конец!” – промелькнуло в голове протопопа, и дальше ни слова. Протопоп не замечал, сколько времени прошло с тех пор, как его оглушило, и долго ли он был без сознания. Приходя в себя, он услыхал, как по небу вдалеке тяжело и неспешно прокатило и стихло! Гроза проходила»⁵³⁵.

Едва избежав гибели во время грозы, протоиерей Савелий всё равно умер под влиянием природных сил – простудился, отсчитывая на морозе поклоны, которые клал дьякон Ахилла. Природные силы одолели и Ахиллу: слишком долго просидел он в снежной яме, ловя на кладбище стар-городского «чёрта», оказавшегося мещанином Данилкой, и тоже смертельно заболел.

Беззащитность богатырей перед простудой лишний раз напоминает читателю: это роман не столько о великой силе добрых и праведных людей, сколько о их бессилии. Все лесковские богатыри с житейской точки зрения оказываются проигравшими; верх одерживают донос, клевета, подлость, чиновничий идиотизм, законы природы и неотвратимый ход времени, превращающего старгородскую «поповку» в анахронизм.