Лесков: Прозёванный гений

«Литератор Н. С. Лесков, чувствуя ревностное желание послужить интересам русской Церкви и имея близкое знакомство с бытовою стороною нашего клира, ходатайствует у Его сиятельства о принятии его, Лескова, на службу по Святейшему синоду. Николай Лесков. Адрес Лескова: СПб., Фурштатская, № 62»⁷⁰⁸.

Толстой приказал разузнать, что из себя представляет проситель, и даже встретился с ним 4 января 1873 года, но на службу в Синод так и не принял.

В третий раз министр просто не мог устоять против высоких протекций. 1 января 1874 года Лесков получил вожделенное место на коронной службе – стал членом Особого отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения по рассмотрению книг.

Ему предстояло рецензировать книги для народа. Понятная и, в общем, небезынтересная работа – Кушелев старался не зря. Лесков был причислен к министерству с окладом в тысячу рублей в год, почти в десять раз превышавшим размер жалованья, которое он ранее получал на государственной службе в бытность губернским секретарем – чиновником XII класса. Тем не менее для маститого писателя это была достаточно скромная сумма – «на кота широко, а на собаку узко»⁷⁰⁹.

Кушелев рассчитывал, что «брату во отце Памве» дадут больше – две тысячи рублей серебром в год, но, вероятно, помешал низкий чин Лескова. И добрый генерал-адъютант продолжил хлопоты. Говорили, что императрица Мария Александровна, прочитав «Соборян», похвалила их министру государственных имуществ Петру Александровичу Валуеву⁷¹⁰. И с 1877 по 1880 год Лесков состоял при нем чиновником особых поручений, с окладом всё в ту же тысячу рублей, которые плюсовались к уже имевшемуся жалованью другого министерства. Служба у Валуева была номинальной, но продолжилась даже тогда, когда тот перестал быть министром⁷¹¹. Но эта финансовая благодать излилась на Лескова только в 1877 году. Пока же, в 1874-м, даже числясь на службе, он всё еще не чувствовал себя спокойно и продолжал жаловаться близким. К тому же он мечтал вернуться в молодость, вспоминал «барки Шкотта», хотел получить такую работу, чтобы «ездить, писать, с людьми говорить и т. п.»⁷¹².

Лескову попытался помочь и Иван Сергеевич Аксаков – свел с крупным промышленником, нефтяником и директором Волжско-Камского банка Василием Александровичем Кокоревым. Но тот дал аксаковскому протеже поручение лишь однажды, спустя несколько месяцев щедро заплатил за работу, а попутно подарил сюжет будущего шедевра – рассказа «На краю света», однако тем дело и кончилось.

А. Н. Лесков допускал, что сотрудничество с Кокоревым не удалось из-за неосторожных высказываний о работодателе в прозе отца еще до их личного знакомства. Кокорев поднялся на винном откупе, но вспоминать об этом, конечно, не любил. «Сколько, говорю, за водку с меня? – Всё, что есть, у нас дорогая, брат, кокоревская[119]: с водой, да с слезой, с перцем, да с его собачьим сердцем»⁷¹³ – такой диалог присутствовал в одной из первых редакций «Леди Макбет…». О том, чтобы потрафить водочному торговцу, Лесков тогда, конечно, не помышлял. Зато в 1879 году, спустя пять лет после личного знакомства и неудачи с сотрудничеством, сочиняя рассказ «Чертогон» (в первой публикации – «Рождественский вечер у ипохондрика»), наоборот, о реакции Кокорева не мог не думать – и вывел своего несостоявшегося работодателя под именем Ивана Степановича, «важнейшего московского фабриканта и коммерсанта», в самом неприглядном виде: он проштрафился, и за возможность гулять со всеми на пиру ему велели побыть шутом – бить изо всех сил в литавры в оркестре, что он покорно и исполнял, пока инструмент не лопнул. «Это живо прочтется», – писал Лесков, отсылая Суворину рассказ, – и был прав: он и сегодня читается живо. Непосредственно после публикации его наверняка живее многих прочел Кокорев.

Вторая заграница

Неудача с Кокоревым, развод с Катковым, стойкое ощущение, что печататься больше негде, а «на горизонте литературном» нет ничего, «кроме партийной или, лучше сказать, направленской лжи»⁷¹⁴, всё глубже погружали Лескова в хандру. С Екатериной Степановной отношения сделались мучительными. Поводы для этого, очевидно, являлись, но так ли они были важны? Взаимное притяжение давно кончилось. «У нее нет фантазии, – жаловался он сыну. – Это ужасно – человек без фантазии! Он не представляет себе, какое впечатление производят его поступки, слова, что он заставляет ими переживать других! Не рисует картин и потому сам не впечатляется! Это страшно!!!»⁷¹⁵ Лесков уже не просто хандрит, но и «пищать желает», о чем сообщает в письме Щебальскому от 8 мая 1875 года⁷¹⁶.