Лесков: Прозёванный гений

Я, конечно, полюбопытствовал узнать, какое это дело. Представьте же мое удивление, когда я узнал, что “интересным делом” оказался какой-то маленький учебник польской грамматики, представленный в министерство на одобрение, причем Лескову поручено было рассмотрение его и составление доклада! Учебничек этот, на вид ничтожный, не обратил бы, вероятно, на себя внимания и никогда не удостоился бы одобрения, если бы не замечательное свойство Лескова интересоваться каждою мельчайшею подробностью и относиться ко всякой работе с щепетильною добросовестностью и готовностью “принести в жертву даже свое благополучие”.

Ничтожный учебничек, составленный каким-то захолустным педагогом, оказался в руках Лескова чем-то особенным, выдающимся. Он открыл в нем, буквально открыл, какие-то особые достоинства и, увлекшись этим, хотел непременно составить доклад, который ясно и наглядно представил бы все открытые им в учебнике необыкновенные качества.

И вот, с свойственным ему жаром и увлечением, принялся Лесков за составление этого доклада, точно предстояло написать роман, предназначенный для публики, а не обычную “бумагу”, которую ожидала такая же судьба, как и большинство подобных ей документов, т. е. сгнить в архивной пыли. Этот доклад не давал ему покоя даже ночью, он носил его с собою, постоянно исправлял, дополнял…»

С нарастающим удивлением Либрович пишет, что вскоре выяснил: с подобным вниманием и увлечением Лесков разбирал каждую попавшуюся ему «книжонку»⁷³².

Но и в этом потоке у Лескова были свои любимцы. Ему особенно нравились книжки на христианские темы, сохранившие «христианский дух», например брошюры книгопродавца Блиссмера. Он досадовал, когда суть христианского учения, по его мнению, обкрадывалась и сплющивалась. Особенно внимателен Лесков был к цитированию Библии и не упускал случая поддержать тех, кто бережно относился к текстам Священного Писания – приводил без искажений, комментировал без глупостей⁷³³.

Анекдотист, мастер короткого жанра, он высоко ценил увлекательность книги, тем более что читать ее должен был человек простодушный, мужик или ребенок, что почти одно и то же. «Что такое в умственном отношении народ? Это те же дети по сравнению их с миром, давно живущим в грамоте»⁷³⁴, – писал Лесков в «Русских общественных заметках» в 1869 году. Радовался и юмору, неизменно отмечал его и напоминал, что юмор «детям всегда нравится и возбуждает их к подражательности». Между тем так думали далеко не все. Коллега Лескова по Особому отделу педагог Стоюнин считал, что «юмористические рассказы никак не должны быть предметом детского чтения»⁷³⁵.

Лескову понравились «Рассказы о русских самоучках» В. Г. Величкина, собравшего сведения об умельцах и изобретателях, вышедших из народной среды, и рассказ Д. В. Григоровича «Пахарь» за изображение доброго и трудолюбивого крестьянина, почти праведника. Он морщился от книгА. Ф. Погосского, писавшего для простонародья, – из-за дурного вкуса и пошлости, а возможно, и оттого, что тот был из некрасовского круга; кривился от «сельского рассказа» Ф. Д. Нефедова – из-за грубости языка, пессимизма и неточностей в описании народного быта, хотя именно изображением этого быта Нефедов, писатель-народник, и прославился в литературе. Очень похоже, Лесков попутно пытался уязвить своих литературных противников из радикального лагеря.

В незнании простонародной жизни он укорял и журнал поклонницы Редстока М. Г. Пейкер «Русский рабочий», а детское издание «Игрушечка», напротив, хвалил, отмечая его грамотность, бодрость, здравость. Журналом «Ясная Поляна» Льва Толстого и опубликованными в нем работами крестьянских детей открыто восхищался (но, несмотря на это, в начальные школы журнал не допустили). Без меры услужливую книгу крестьянина Савченкова «Святость царского имени» разгромил. А фрагмент из романа Достоевского «Преступление и наказание» со сценой смерти раздавленного каретой Мармеладова для чтения в школах не рекомендовал, мотивируя свою позицию тем, что жестокая сцена может дурно повлиять на сознание ребенка. Правда отказ он постарался смягчить комплиментами «мастерству и теплоте отличающих г. Достоевского человеколюбивых чувств»⁷³⁶.

В истовости, которую проявлял Лесков на службе, словно бы сказывалось стремление показать, что отсутствие у него университетского образования ничего не значит, что он ничем не хуже ученых мужей. Сама стилистика его рецензий – например на книгу «Безоброчный» Ф. Д. Нефедова (1873) – выдавала желание звучать внушительно: