Лесков: Прозёванный гений

Поколебавшись, Александр III сделал выбор в пользу укрепления монархии, отвергнув дорогую его отцу и Лорис-Меликову идею о необходимости прислушиваться к голосу общества. Россия сделала еще один шаг к катастрофе 1917 года.

Двадцать девятого апреля был опубликован высочайший манифест, позднее названный Манифестом о незыблемости самодержавия, составленный обер-прокурором Святейшего синода Константином Петровичем Победоносцевым: «… посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений. Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ея, Возлюбленным Нашим Родителем…»⁷⁹⁸

Колдун одной рукой кадил,
И струйкой синей и кудрявой
Курился росный ладан… Но
Он клал другой рукой костлявой
Живые души под сукно, —

так в поэме «Возмездие» Александр Блок охарактеризовал Победоносцева, сравнив его с совой, простершей крыла над Россией и погрузившей ее в сон и мглу.

После выхода Манифеста о «силе и истине» самодержавия Катков ликовал в «Московских ведомостях»: «Теперь мы можем вздохнуть свободно. Конец малодушию, конец всякой смуте мнений! Перед этим непререкаемым, перед этим столь твердым, столь решительным словом Монарха должна наконец поникнуть многоглавая гидра обмана. Как манны небесной народное чувство ждало этого царственного слова. В нем наше спасение; оно возвращает русскому народу Царя Самодержавного».

Четвертого мая была принята отставка Лорис-Меликова.

Спустя неделю после всех этих невеселых перемен, 12 мая, Лесков писал Ивану Сергеевичу Аксакову, что, выполняя давнее обещание, данное писательнице и переводчице Елизавете Николаевне Ахматовой, сочинил для ее альманаха небольшую вещь:

«Начал ей писать на всём своем произволе маленькую штучку в 2 листа и вдруг облюбовал это и порешил скрасть это у нее и отдать Вам, а ей написать что-либо побабственнее… Написалось у меня живо и юмористично три маленькие очерка (все вместе в 2 листа) под одним общим заглавием: “Исторические характеры в баснословных сказаниях нового сложения”. Это картины народного творчества об императорах: Николае I, Александре II и Александре III (хозяйственном). Всё это очень живо, очень смешно и полно движения. Словом, это всем, кому читал, нравится, и, по-моему, я вряд ли напишу лучше, тем более что мне некогда, а Вы можете это провести, ибо это не дерзко, а ласково, хотя не без некоторой правды в глаза. Короче – это цензурно и необидно»⁷⁹⁹.

Это признание, скорее всего, связано с появлением «Левши», а также еще одного сказа, «Леон дворецкий сын, застольный хищник» – он-то и был в итоге напечатан в сборнике Ахматовой и относился к современной эпохе: на первых же страницах «Леона…» появился Александр III ⁸⁰⁰. Совокупный объем «Левши» и «Леона…» – около трех печатных листов; таким образом, сообщая Аксакову о трех очерках как о завершенном деле, автор сильно опережал события. Третий очерк, «Фараон», он предполагал закончить во время поездки в Малороссию, но не написал его вовсе.

«Левша», как видим, был создан почти случайно; но для потомков именно он оказался главным текстом Лескова. Для самого же автора он стал попыткой объяснить происходящее в России, художественной заменой так и не написанной для «Исторического вестника» Шубинского статьи о цареубийстве. Выражаясь еще прямее, «Левша» – это лесковский ответ на вопрос, за что и почему в России убили царя.

«Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе (цеховая легенда)» впервые был опубликован в трех номерах газеты «Русь» осенью 1881 года⁸⁰¹ и затем еще дважды при жизни автора выходил отдельными книжечками: в 1882 году – в типографии Суворина, в 1894-м – в типографии М. М. Стасюлевича, а значит, был популярен.