Лесков: Прозёванный гений

Конечно, могло случиться, что, работая в «Северной пчеле» в начале 1860-х годов, Лесков обнаружил в редакции номер газеты тридцатилетней давности и заглянул в него. Но с такой же долей вероятности ему могла попасться и переведенная с французского книжечка Бертолотто «История блохи, содержащая в себе весьма любопытные наблюдения над сим насекомым» (1839)⁸¹³. Итальянец, прославившийся обширной коллекцией блох, рассказывал о возможностях и свойствах этих милых зверушек: «В одном сочинении сказано: что видели блох, которые возили маленькую золотую пушку. Другая блоха тащила маленькую золотую цепь, к концу которой была прикреплена пулька; всё вместе весило 1 гран» (0,065 грамма. – М. ЛГ.)⁸¹⁴. Бертолотто и сам удивлял публику представлениями с участием блох в Лондоне в 1830 году. Сохранилась афиша: он приглашал на бал, «на котором танцуют дамы-блохи, их партнеры во фраках, а оркестр из двенадцати исполнителей играет слышную блошиную музыку»⁸¹⁵.

Однако миниатюрная блоха, выделывающая фокусы, могла скакнуть в творческие фантазии Лескова и из других источников⁸¹⁶. Вполне вероятно, например, что он прочитал о блошином цирке у Диккенса – переводы его ранних сатирических очерков «Мадфогские записки» («Modfog papers»), ранее неизвестных в России, были опубликованы в 1880-м, в десятом номере «Отечественных записок» за полгода до выхода в свет «Левши». Среди очерков Диккенса был и «Подробный отчет о заседаниях первого конгресса мадфогской ассоциации для развития всего», где читался доклад «Несколько замечаний о трудолюбивых блохах, о важности учреждения первоначальных школ для этого многочисленного класса общества, о применении их трудолюбия к полезным и практическим целям и о создании на излишний их заработок постоянного фонда для обеспечения им спокойной и мирной старости».

Автор доклада увидел на выставке самых разных дрессированных блох, в том числе и таких, которые «получили балетное воспитание и танцевали характерные танцы». Докладчик предлагал сделать блох, чей труд дотоле применялся неэффективно, частью «производительных сил страны» и повелеть им служить на пользу государства. Надо сказать, британские ученые мужи обиделись на такое неуважение к их занятиям, своих чувств от Диккенса не скрыли, и в итоге после первой публикации 1837 года он не включал эти очерки в собрания своих сочинений. Вероятность того, что Лесков, всегда чтивший Диккенса, прочел в «Отечественных записках» его очерк, подхватил оттуда блошиный мотив и, что не менее существенно, пародийную форму, довольно высока и уж никак не ниже, чем вероятность чтения им ветхого номера «Северной пчелы».

Представления с блохами в XIX веке проходили не только в Европе, но и в Петербурге. Ясное дело, в них участвовали живые насекомые; стальная блоха-танцовщица, подтверждение индустриальной мощи и технической продвинутости Англии, была придумана Лесковым.

Возможно, на замысел писателя повлияла и популярная, написанная всего за два года до «Левши», песня Модеста Мусоргского «Блоха» на слова из «Фауста» Гёте в переводе Александра Струговщикова:

Жил-был король когда-то.
При нем блоха жила.
Блоха! Блоха!
Милей родного брата
Она ему была.

………………………………..

Зовет король портного.

– Послушай, ты, чурбан,
Для друга дорогого
Сшей бархатный кафтан!..

Песню эту поет Мефистофель, сопровождая ее сатанинским смехом. Те же стихи положили на музыку и Бетховен, и Берлиоз. Да и гётевского «Фауста» Лесков, конечно, читал и прежде. Тем не менее постоянно исполнявшаяся на рубеже 1870—1880-х годов песня Мусоргского о короле, возвысившем ничтожество, вполне могла подбросить писателю идею. Кончина композитора в марте 1881 года породила серию некрологов и воспоминаний, в которых упоминалась и «Блоха». А значит, песню Мусоргского тоже можно включить в круг гипотетических претекстов «Левши».

Из всего сказанного следует: единственного и внятного источника легенды о Левше, вероятно, вообще не существовало, и на этот раз Лесков, признавшись (хотя и не сразу), что историю о нем сочинил сам, очевидно, сказал правду. Однако это не означает, что мы не можем говорить об информационном облаке, в которое при создании «Левши» был погружен автор.