Лесков: Прозёванный гений

Англичане не только пьяницы и трусы, но и непрактичные неумехи: в брошюре «Англичане и с русским петухом не сладили, или Бухта Колинги» они доплывают до острова Эзель (Сааремаа) и, проголодавшись, мечтают съесть петуха, но никак не могут его поймать.

А он им в глаза смеется,
Проскользает, не дается,
Продолжая горло драть.
Бились, бились и отстали,
Просто до смерти устали,
А он дразнит только их.
Где ж бороться им уж с нами,
Когда ладить с петухами
Трудно было так для них?⁸²⁵

За образом петуха в этом кошмарном в литературном отношении стихотворении (другие, впрочем, ненамного лучше), без сомнения, проглядывает ловкий и боевой русский народ.

Еще один объект издевок пропагандистской поэзии времен Крымской войны – техническая мощь британцев, которую никто не отрицает, но одержать победу в войне она им не поможет: на хитроумные английские машины всегда найдется крепкий русский кулак (один из текстов сопровождало изображение кулака с надписью «Раскуси»).

Интересно, что и машина превратилась здесь в метафору, означающую Русь:

Альбион – статья иная:
Он еще не раскусил,
Что за машина такая
Наша Русь, и в сколько сил.

То-то будет удивленье

Для практических голов,
Как высокое давленье
Им покажут без паров!

Знайте ж – машина готова,

Будет действовать, как встарь,
Ею двигают три слова:
Бог, да родина, да царь!⁸²⁶

В стихотворении ветерана Отечественной войны Федора Николаевича Глинки «Кто кому нужнее?» говорится примерно о том же: не кулаком, так палкой, практически дубиной народной войны побьет англичан русский народ:

И всё машины, вздор какой:
Французов били ж бабы наши
Где просто палкой, где клюкой!⁸²⁷

Весь этот набор – убожество и пьянство англичан, их смехотворная непрактичность, ничтожество британских машин перед лицом могучей русской силы – присутствует и в «Левше».

Англичане там тоже способны на беспробудное пьянство – Левша пьет на спор с «полшкипером». Правда, у Лескова способности русского мастера и английского моряка к потреблению спиртного оказываются равны, оба доливаются до чёртиков, но никто из них так и не выигрывает «парей».

Есть в сказе и тема машин. В Англии Левше показывают «металлические фабрики и мыльно-пильные заводы», но чудеса технического прогресса его, как и авторов агитационных стихотворений, ничуть не удивляют – в отличие от «хозяйственных порядков», «особенно насчет рабочего содержания». И понятно почему: русские мастера в технической изощренности англичанам не уступают, подковывают блоху без чудо-машин, мыльно-пильных заводов и мелкоскопа – всё потому, что у них «глаз пристрелявши». Но английский рабочий, не в пример русскому, ходит «не в обрывках», «работает не с бойлом, а с обучением и имеет себе понятия»⁸²⁸.

Этим параллели между сказом Лескова и пропагандистской поэзией времен Крымской войны не исчерпываются. По пути в Англию Левша «на всю Европу русские песни пел, только припев делал по-иностранному: “Ай люли – се тре жули”[134]». Похожая форма использовалась и в русских агитационных стихах, одна из брошюрок так и называлась «Английские песни на русский лад» (1855) и включала вымышленные монологи англичан на мотивы русских песен – к примеру, «Песню Дандаса при отправке в Балтийское море».

В агитационной поэзии середины 1850-х постоянно возникали и отсылки к Отечественной войне 1812 года и победе над французами – по очевидным политическим причинам: теперь французы опять выступали против России, на этот раз в союзе с англичанами. Об этом вспоминали многие стихотворцы, например Федор Глинка в одном из самых популярных стихотворений эпохи «Ура!»:

…Но год двенадцатый

не сказки,И Запад видел не во сне,
Как двадцати народов каски
Валялись на Бородине…

Похожий композиционный ход – скачок в другие времена – используется и в «Левше»: рассказанная Лесковым история, как мы помним, начинается с Венского конгресса, описания прошлого и завершается эпохой, предшествующей Крымской войне.