«18 апреля 1887 г., Петербург (вечером).
Сейчас заходил ко мне Павел Иванович] Бируков[146]
и известил меня, что Вы на сих днях будете в Москве. Он и Вл[адимир] Григорьевич] Чертков[147] очень желают, чтобы могло осуществиться мое давнее, горячее желание видеться с Вами в этом существовании. Я выезжаю в Москву завтра, 19 апреля, и остановлюсь в Лоскутной гостинице. Пробуду в Москве два-три дня и буду искать Вас по данному мне адресу (Долгохамовнич[еский] пер., № 15). Не откажите мне в сильном моем желании Вас видеть и – если это письмо найдет Вас в Москве – напишите мне: когда я могу у Вас быть.Излишним считал бы добавлять, что у меня нет никаких газетных или журнальных целей для этого свидания.
Любящий и почитающий Вас
Н. Лесков»896
.Вскоре день и час были назначены.
И вот уже пожилой слуга ведет его по крутой лестнице деревянного ветхого дома. Хозяин слышит их шаги и сам выходит навстречу, стоит на пороге комнаты. Прозрачная борода клоками, широкий нос, нависшие брови, серо-голубые внимательные глаза. Мешковатая блуза, подпоясанная ремнем. Улыбается, тянет ладонь, мягко жмет руку. И сразу родной.
Всё совпало, но оказалось лучше, чем он мог ожидать.
Лесков любил Льва Николаевича уже давно и не только как писателя – как человека. Еще в 1869 году в отклике на выход пятого тома «Войны и мира» он хвалил роман за «дух правды» в военных сценах и «прекрасную, неподражаемую картину смерти князя Андрея»: «Ни в прозе, ни в стихах мы не знаем ничего равного этому описанию»897
. Кажется, именно после этого Лесков стал считать Толстого знающим о «пробуждении от сна жизни» больше остальных смертных. К концу заметки он переходит на личность самого автора, восхищаясь его «силой и духом». «Это ход большого, поставленного на твердые ноги и крепко подкованного коня»898, – говорил он в другом месте о писательской манере Толстого. «Анну Каренину» Лесков считал произведением, «делающим эпоху в романе»899. Именно выход «Анны Карениной» подтолкнул самого Лескова к написанию «общественного романа»900. Наконец, он отстаивал толстовские взгляды на христианскую любовь перед суровым Константином Леонтьевым, да и потом еще не раз публично защищал Толстого от оппонентов901.Граф, конечно, знал о тех сражениях, которые вел в его защиту Лесков, читал его прозу, отдельные сочинения ценил902
. В 1885 году издательство «Посредник» выпустило в одном издании с рассказами Толстого лесковский рассказ «Христос в гостях у мужика». Вряд ли это могло произойти без одобрения самого Льва Николаевича, главного вдохновителя и инициатора создания издательства, печатавшего книги для народа. За три месяца до письма Лескова, в январе 1887-го, прочтя «Сказание о Федоре-христианине и о друге его Абраме-жидовине», Толстой писал Черткову: «Статья Лескова, кроме языка, в котором чувствуется искусственность, превосходна. И по мне, ничего в ней изменять не надо, а все средства употребить, чтобы ее напечатать у нас как есть. Это превосходная вещь…»903«Сказание о Федоре-христианине…» в «Посреднике» так и не выпустили, зато другие легенды Лескова опубликовали. Там же вышли любимые Толстым «Совестный Данила» и «Прекрасная Аза» под одной обложкой, а год спустя, тоже одним изданием, «Лев старца Герасима» и «Повесть о богоугодном дровоколе»904
.И всё же первый шаг к личному сближению сделал Лесков. Но и он очень понравился хозяину дома в Хамовниках. После встречи тот написал Черткову: «Был Лесков. Какой и умный и оригинальный человек!..»905
Их явно потянуло друг к другу, но с разной силой: Лесков в Толстого почти влюбился, а тот откликался приветливо, с искренней симпатией, но фимиама, который так густо кадил Лесков, смущался – и было отчего. «Я иду сам, куда меня ведет мой “фонарь”, но очень люблю от Вас утверждать себя, и тогда становлюсь еще решительнее и спокойнее»906
, – признавался ему Лесков в письме от 14 декабря 1894 года.Образы света, светоча, каким Толстой стал для него, постоянно повторялись в письмах Лескова ему и другим своим корреспондентам: