Куда? Онъ не могъ этого ни понять, ни предчувствовать. Какой-то гадливый ужасъ обнималъ его при одной мысли… Но онъ боролся, плылъ во мракѣ, въ незримой, но ощущаемой имъ кипѣни бурлившихъ волнъ, широко раскидывая руки, въ чаяніи ухватиться за вѣтви какого-нибудь дерева, мимо котораго могло проносить его… такая вѣтка, дѣйствительно, попалась ему подъ пальцы. Онъ судорожно ухватился за нее, чувствуя при этомъ, что тѣло его, увлекаемое потовомъ, описываетъ около нея широкій полукругъ и измѣряя этимъ въ мысли стремительную силу уносившаго его теченія. Онъ невольно рванулъ, подтягиваясь въ нему, этотъ желанный якорь спасенія… Въ пальцахъ его остались содранные его ногтями клейкія, узкія листья обломившейся, хрупкой вербины, — и, описавъ новый полукругъ, онъ понесся дальше, гонимый потокомъ и вѣтромъ… И въ это же время, на крылахъ того же вѣтра, среди бѣшеныхъ звуковъ непогоды, явственно донесся до него голосъ, донеслось его имя: "Валентинъ Алексѣичъ!"… "Это капитанъ… Это спасеніе, можетъ быть", мелькнуло въ головѣ его. Онъ попробовалъ крикнуть въ отвѣтъ, заработалъ сильнѣе руками… Но плыть становилось ему теперь все труднѣе; теченіе, онъ чувствовалъ, теряло все болѣе и болѣе свою стремительность, — ноги его уже задѣвали почву, какая-то растительная склизь попадалась ему то-и-дѣло подъ руки… "Неужели"… "Aguish of death" — вспомнились внезапно слова его воспитателя, а съ ними вся жизнь его, мать, лицей, пароходъ, увозившій его въ Америку, берега Миссисипи, сверкающіе глаза любимой имъ когда-то женщины, и развалины въ Банаресѣ, и старый другъ, англичанинъ, отъ котораго получилъ вчера письмо, и сейчасъ, полчаса тому назадъ, эта встрѣченная имъ "Пинна Афанасьевна", говорившая объ "аффектѣ" и "Лассалѣ"… "Неужели"… повторилъ онъ замирая. Какіе-то зеленые огни замелькали въ его зрачкахъ… "что же это"… Подъ нимъ была уже не вода, а какая-то жижа, и онъ уходилъ въ нее. Онъ вскинулся послѣднимъ порывомъ, безсознательно стараясь встать на ноги, — но встать уже было не на что! Онъ исчезалъ въ бездонной хляби
IX
Софронъ Артемьичъ Барабашъ чуть не взвизгнулъ, когда, часу въ восьмомъ утра, раскрывъ глаза на скрыпъ широко распахнувшейся двери его спальни, увидѣлъ предъ собою капитана Переслѣгина, одинъ видъ котораго говорилъ о какомъ-то невозможномъ, неслыханномъ несчастіи. Онъ стоялъ предъ управляющимъ въ порванной, мокрой, покрытой какимъ-то зеленымъ иломъ одеждѣ, съ исковерканнымъ лицомъ и раскрытыми, шевелящимися губами, изъ которыхъ вмѣстѣ съ тѣмъ не исходило ни единаго звука.
— Что такое, что случилось, Иванъ Николаичъ? забормоталъ Барабашъ, заранѣе трясясь лихорадкою ужаса.
— Ва… Валентинъ А…лексѣ… началъ — и не могъ договорить тотъ.
— Баринъ! крикнулъ управляющій, вскакивая, какъ былъ въ рубахѣ, съ постели, — Господи! Гдѣ онъ?..
— Не… не знаю… Не нашли…
— Какъ не нашли? Что вы говорите, Иванъ Николаичъ?.. Мать Пресвятая Богородица, да и сами-то вы мало съ ногъ не валитесь… Воды попейте, батюшка… или вотъ, погодите, для крѣпости… пользительно будетъ…
Онъ кинулся о босу ногу къ сосѣднему шкапу, досталъ изъ него бутылку мадеры и, дрожащими, еле попадавшими горлышкомъ въ стаканъ руками, налилъ и поднесъ стаканъ капитану.
Тотъ, не глядя, взялъ и выпилъ залпомъ. Глаза его мгновенно блеснули.
— И не можетъ этого быть! воскликнулъ онъ неожиданно, отвѣчая мысленно чему-то, остававшемуся все-таки невѣдомымъ Софрону Артемьичу; на село за народомъ скорѣе послать надо, кликальщиковъ собрать, мальчишекъ, чтобы всѣ мѣста, какъ есть, изойти… Можетъ онъ уйти успѣлъ, пробродилъ въ чащѣ, истомился, да и въ сонъ впалъ… гдѣ-нибудь подъ кустомъ лежитъ… Только вотъ эта шляпа ихняя, шляпа! вырвалось новымъ, полнымъ отчаянія взрывомъ изъ груди капитана…
— Вы это про нихъ, про Валентина Алексѣевича? спрашивалъ въ тоскѣ и страхѣ Барабашъ, глядя ему въ лицо, — да не томите, Христомъ да Богомъ прошу васъ, Иванъ Николаичъ, что съ
Капитанъ передалъ о встрѣчѣ своей съ Валентиномъ Алексѣевичемъ у Хомяковсвой межи, о томъ, какъ онъ просилъ его, въ виду находившей грозовой тучи, не итти въ Крусаново, гдѣ по новопроведенной линіи дорога идетъ низкими мѣстами, самымъ берегомъ