Лесной царь

— Спросишь трактир «Виноградная лоза», подойдешь к хозяйке Юлии и скажешь: «Кланялся тебе Тима и просил сохранить ему рыбу в садке», — вот и вся твоя забота. А сейчас я пойду… Ого-го… самое время путешествовать, покуда господа из полиции спят!.. — заметил он вскользь, многозначительно взглянув на Джюрицу.

— Ну, братское тебе спасибо, дядя! Век буду тебя помнить, — взволнованно поблагодарил его Джюрица.

— Ладно, парень! Только поторапливайся! — сказал Тима, покидая комнату и продвигаясь ощупью по темному коридору.

Спустя несколько минут жилище было пусто, а за спиной Джюрицы и Станки оставались последние белградские дома.

Полицейский чиновник, расспросив, где живет Джюрица, застал дверь квартиры распахнутой, в печи догорали дрова, по полу были раскиданы корки хлеба, мясные объедки, старое тряпье и брошенные на солому рядна. Было ясно, что за квартирант скрывался в этом логове.

XXII

Трудна жизнь отверженных обществом!..

На кого ни посмотришь, всяк занимается тем, что ему по душе, живет так, как вздумается. Кому спится, тот безмятежно спит, и никто ему не смеет помешать… С каким бы наслаждением Джюрица продолжил сейчас прерванный сон, но вот приходится бежать, прятаться от людей. Вон как беспечно шагает, посвистывая, крестьянин, ему некого бояться, нечего трусить!.. А Джюрице, человеку вне закона, надо брести по занесенным снегом буеракам, пробираться через оголенные колючие терновники, он должен остерегаться каждой живой души, каждой собаки… Да, пугает его и собачий лай, он вздрагивает в ужасе от внезапного шума крыльев голодной вороны и от сокота беззаботной сороки… Будь это в родном селе, где он не должен обходить стороной большак, еще куда ни шло!.. По дороге бойко катят путники… быстро перебирая ногами, мчатся сытые кони, за ними легко плывут по ледяному накату санки, точно челнок по глади стремительной реки, и только ясно слышится мерное разноголосое позвякивание бубенцов — дзинь-дзинь… дзинь-дзинь…

— Благо вам, вы сами себе господа! — восклицает Джюрица и вздыхая, надвигает шапку на левую сторону, чтобы защититься от пронизывающего ледяного ветра.

По дороге поспешают селяне, пешие и конные, проезжают ломовые дроги и дровни, груженые и порожние, мчатся на санях господа; все эти люди веселы, независимы, они поют песни или покрикивают на лошадей, никто не боится полицейского или стражника, не опасается чужого взгляда… И он с завистью смотрит на этих беззаботных и веселых путников.

«Зверь!.. Зверь, попавший в облаву!.. А я-то думал, что свобода там, среди безмолвия зеленого леса! Да еще зачем-то связался с этой женщиной?.. В самом деле, как я тогда был глуп! Не знал, что делаю, думал, нет слаще жизни, нет большего счастья, чем ее ласки… Станка Радоничева… Кинулся бы под град пуль, пробился бы сквозь огонь и воду за один ее взгляд, за одну улыбку… А сейчас?.. Эх, не знал я тогда лучшего!.. Горожанки, брат, так и пляшут перед тобой, увиваются, да еще какие горожанки!.. Точно писаные, белые как кипень, пригожие, приветливые… А я тащу с собой эту мученицу, сам не знаю зачем; ни мне от нее никакого прока, ни ей от меня!..»

— Эх! — крякнул он горестно и бросил сердитый взгляд на Станку, терпеливо и спокойно шагавшую рядом.

Станка не знала, что творилось в его душе, не угадывала и роившихся в нем мыслей. Она понимала лишь одно: Джюрица в опасности, страшной опасности, и она уходит с ним туда, где ему не будет ничего угрожать. Станка раз и навсегда решила не покидать его, быть рядом с ним во всех бедах и невзгодах, и она твердо держит свое слово, следуя за ним как тень. В награду за принесенную жертву она хочет от Джюрицы лишь чистой, искренней любви. Она и представить себе не может, что он с легким сердцем разошелся бы с ней, не приходит ей в голову, что он смотрит на нее как на тяжкую обузу, которую он охотно бы скинул с плеч. Довольствуясь его привычным обращением, Станка всецело предалась своим мыслям, где чудное прошлое — ее девичество — занимало первое место…

Ветер со свистом метет по голым буграм, мимо которых пробираются беглецы, его порывы полосуют лицо точно острым ледяным лезвием и уносятся дальше, вдоль гладкой снежной равнины, по бескрайнему снежному покрову, куда-то в мглистую даль…

А старый, седой Дунай вьется внизу, перекатывая на своих мощных плечах бесчисленные ледяные глыбы, их грохотание и глухой скрежет доносит бешеный ветер, вливая в одинокое сердце ужас и боль…

После многих мытарств и страхов беглецы добрались наконец до Смедерева. Их тотчас укрыли. Пароль Тимы помог получить все необходимое на первое время…

Молча грезит гайдук в мрачном логове, ничего вокруг не видя… И кажется ему, будто он под густой сенью прохладного леса, укрывшего его мощным зеленым покровом. Шелестит, гудит лес, заунывно тих его шум, слагающийся в своеобразную дивную мелодию… Согласно, мерно покачиваются буковые ветви, гудит-звенит гордый дубняк, шепчутся о чем-то березы, дрожит пугливая осина… А над ней, над мрачной и хмурой чащей сверкает веселое солнце, греет густую листву, в прохладе которой так легко и сладко дышится…