Лесоруб (СИ)

Мдя. Что-то мне… Некомфортно. И? Бросить Егора и жить с Максей? Ох. Егор в сотни, нет, в тысячи миллионов крат дороже.

— Иди, — Макся несколько мгновений пристально смотрел мне в лицо, словно впитывал взглядом мой фингалистый облик, запоминая. — Счастливчик, — уронил розы под ноги, развернулся на каблуках и убрел, понурившийся, побитой хозяином собакой.

Букет я подбирать не стал, валяется и валяется. Проводил модельку цоканьем языка и потерянно прильнул к Егору, ища поддержки. Ободранные колени и локти горели огнем, дергало левую руку. На сердце скребли покаянные кошки.

====== Часть 19 ======

— М-м-м, зеленка…

Я, раздетый до боксеров, фыркнул и недобро уставился на разглядывающего меня Ивана Павловича, модельера. Ничо такой альфа, не субтильненький, лет, примерно, тридцати. Ростом пониже меня сантиметра на три-четыре, коротко стриженный, смуглый и темноволосый, он кутался в красный вязаный кардиган и приятно пах яблоком.

Его голос звучал ровно, издевательски:

— Вы откуда-то упали, Инге Фролов? С велосипеда? Очень типичные повреждения…

С дуба на кактус.

Я невольно помрачнел, вспоминая вчерашнее. Не-е-е, бля, не с велосипеда, господин модельер. И вовсе не упал, а спрыгнул нагишом со второго этажа, забыв сгруппироваться и в результате повозив коленями и локтями по очень твердому асфальту. Заодно посверкал на общажный двор незагорелой жопкой. Кто видел — до сих пор под впечатлением, клянусь.

— Кожа модели обязана быть идеально гладкой, а у вас, Инге Фролов, и лицо, и тело подпорчены. Чем оправдаетесь? — альфа маятником покачивался с пятки на носок и обратно.

«Если это… яблочко продолжит называть меня по имени-фамилии, — вякнул мой бесящийся внутренний голос, — дам ему в морду. Просто Инге нельзя?»

— Я спасался, — я неуверенно переступил с ноги на ногу — пол холодил босые ступни, бр-р-р, — от летающей табуретки. Спасся, но неудачно — вывалился в окно.

Иван Павлович недоверчиво хмыкнул.

— От табуретки? — уточнил. — Летающей? Вы ничего не перепутали?

Я буркнул «Нет, не перепутал!» и упрямо надулся. Модельер поморщился от моего намека на позу «Отъебитесь, уважаемый, не ваше дело».

— Ох, дурной, — подытожил, пряча в глубине глаз лукавые искорки. — Небось вчера в каком-нибудь баре с друзьями набухались в стельку, ввязались в драку и пострадали в бою, юноша?

Я возмущенно мяукнул, отрицая бар. По морде мне наваляли трезвому, япона папа, в общаге. По крайней мере, во второй и в третий разы. И за дело.

— Инге, — ну наконец-то ко мне обратились без фамилии, мягко и понимающе. — Вы — потрясающе красивый экземпляр омеги, при истинной паре, а шляетесь по барам и махаетесь с альфами кулаками… Ну зачем?

Я потупился скромником. Эх, грешен, чего душой кривить, шляюсь и махаюсь, господин модельер. Именно с альфами махаюсь, местных хлипких омег боюсь трогать — убью ненароком. Они же… Блядь. Мне вдруг вспомнился Алеша. Такое чудо нежное, пацанчик, и кулаком? Низзя обижать подобных малявочек, хоть застрелите.

— Инге, — модельер куснул губу. — Что мне делать с вашими замечательными, раскрашенными зеленкой повреждениями кожных покровов? Лицо, ладно, спрячем под маску. А остальное?

Я хрипнул горлом, поразмыслил и, ожив, предположил по приколу:

— Навязать везде крупных, пышных бантов из лент и кружавчиков. На левую руку длинную, до локтя, перчатку — скрыть синяк. Получится оригинально.

Иван Павлович вылупился с проблеском интереса.

— Кхм, — он, встрепенувшийся, почесал гладко выбритый синеватый подбородок. — Мне нравится ход ваших мыслей, Инге. Четыре банта и перчатка… Да-да! Гениально!

Я аж икнул. Я же… я пошутил, господин модельер. Банты. Ох нет…

— Да! — Иван Павлович наставил на меня, резко порастерявшего наглость юнца, палец. — Банты. М-м-м… Или искусственные цветы. Я выведу на подиум клумбу, решено.

Необдуманно подписавший себе много-много щедро оплачиваемого позора, я жалко всхлипнул и поник бедовой головой. Елки палки, блядские моталки, ведь придется демонстрировать клумбу, ежели велят, договор я уже подмахнул. Еба-на-на, попаданец позорный.

«Смирись с судьбой, гордый викинг. — Внутренний голос, заткнись! — Не ты первый, не ты последний. Зато какая из тебя получится клумба мощная! Всем клумбам клумба, остальные клумбы подохнут от зависти!»

— Я буду лучшей в мире клумбой, — шепотом покорно выдохнул укрощенный я, бунтарски леденея и взъерошиваясь внутри.

Господи, щеки пылают огнем… Провалюсь от стыда!

Подпирающий за моей спиной стену плечом Егор тихо заржал. Гад, ему было весело. А мне хотелось заплакать от несправедливого унижения.

Я — клумба, цветочки, бантики. У-у-у… Жестяга.

— Инге, не расстраивайтесь, пожалуйста, — Иван Павлович тронул меня за плечо. — Я вам сейчас покажу кое-какие мои модели, очень эпатажные, и вы сразу утешитесь. Поверьте, клумба — не самый жуткий вариант. Предпочитаете демонстрировать какашку? Светящийся гриб-поганку? Антену?

«Кого? Чего? Какашку?! Поганку?! Анте…»

Я закатил глаза к потолку. А-а-ах, нет-нет, увольте. Я — клумба. Вы меня уговорили, господин фрик.

Дверь фотостудии приоткрылась, и в образовавшуюся щель проник Артем.