- Завтра я снова зайду.
- Если бы я смел об этом просить, - с улыбкой отвечает служащий.
Фрау Кёрнер пришла домой. Сомнения и страх так сжимают сердце, что она едва дышит.
Девочка усердно возится на кухне. Крышки кастрюль гремят, в духовке что-то тушится.
- Сегодня замечательно пахнет! - говорит мать. - Что у нас сегодня?
- Свиная грудинка с тушеной капустой и вареный картофель, - гордо отвечает дочь.
- Как быстро ты научилась готовить! - говорит мать как будто бы безобидно.
- В самом деле? - радостно отзывается девочка. - Я никогда не думала, что я... - Она испуганно замолкает и прикусывает губы. Только бы не заметила мама.
А та бледнеет н хватается за дверь. Белая как стена.
Девочка стоит у открытого буфета и достает посуду.
Тут мать с трудом раскрывает рот и произносит:
-Луиза!
Kp-p-pax!
Тарелки осколками разлетаются по полу. Луиза выронила их. Ее глаза широко раскрыты от страха.
- Луиза, - с нежностью повторяет мать и раскрывает объятия.
- Мамочка!
Девочка, утопающая, виснет на шее матери и неудержимо рыдает. Мать опускается на колени и гладит Луизу трясущимися руками.
- Моя доченька! Моя дорогая доченька!
Она стоит на коленях среди разбитых тарелок. На плите жарится свиная грудинка. Пахнет горелым мясом. Вода из кастрюль с шипеньем плещется на огонь.
Женщина и маленькая девочка ничего этого не замечают. Они, как часто говорят и что очень редко случается, на седьмом небе.
Прошли часы. Луиза «исповедалась». И мать дала ей полное отпущение всех ее «грехов». Исповедь была долгая, многословная, отпущение - короткое, без слов — взгляд, поцелуй; большего было и не надо.
И вот они сидят на софе. Девочка все теснее и теснее прижимается к матери. Ах, как хорошо, что можно наконец рассказать всю правду! И за маму нужно держаться, чтобы снова вдруг не расстаться с ней!
- О вы, мои коварные женщины! - произносит мать.
Луиза с нескрываемой гордостью хихикает. (Одну тайну она все-таки оставила при себе: то, о чем со страхом писала из Вены Лотта, это, конечно, фрейлейн Герлях.)
Мать вздыхает.
Луиза озабоченно смотрит на нее.
- Да, - говорит мать, - я думаю о том, что же теперь будет? Можем ли мы теперь жить так, будто бы ничего не произошло?
Луиза решительно трясет головой.
- Лоттхен, наверное, очень тоскует по тебе. И ты тоже по ней, не правда ли, мама?
Мать кивает.
- И я - тоже, - подтверждает девочка. - По Лоттхен и по...
- И по отцу, да?
Луиза кивает. Кивает решительно и в то же время робко.
- Если бы я только знала, почему Лотта больше не пишет?
- Да, - шепчет мать. - Это меня тоже беспокоит.
Глава десятая
Лотта лежит в кровати. Она спит. Она много спит.
- Слабость, - сказал сегодня днем доктор Штробл.
Господин дирижер сидит у кроватки и задумчиво всматривается в маленькое исхудалое личико. С того дня он так и не выходит из комнаты. Дирижирует его заместитель.
Что-то вроде кровати ему достали с чердака.
Рядом звонит телефон.
Рези на цыпочках входит в комнату.
- Вызывают из Мюнхена! - шепчет она. - Вы будете говорить?
Он тихо встает, просит ее побыть у ребенка, пока он не вернется. Осторожно ступая, выходит в соседнюю комнату. Мюнхен? Кто бы это? Наверняка, антрепренер фирмы Келлер и Ко, ах, пусть они оставят его сейчас в покое!
Он берет трубку и называет себя. Его соединяют.
- Пальфи слушает.
- Говорит Кёрнер! - слышится женский голос из Мюнхена.
- Что? - краснея, спрашивает он. - Кто? Лизелотта?
- Да! - подтверждает голос издалека. - Извини, что я тебе звоню. Я очень беспокоюсь за ребенка. Надеюсь, она не больна?
- В том-то и дело, - тихо говорит он. - Она больна.
- Больна! - Голос в трубке звучит очень испуганно.
- Но я не понимаю, как так ты... - спрашивает господин Пальфи морща лоб.
- Мы так и думали, я и ... Луиза!
- Луиза? - Он нервно смеется. Потом смущенно слушает. Смущается окончательно. Качает головой. В волнении ерошит волосы.
Далекий женский голос торопливо сообщает все, что только можно сообщить в такой спешке.
- Разговариваете? - осведомляется телефонистка.
- Да, да, доннерветтер! - кричит дирижер. И можно себе представить, какая неразбериха у него в голове.
- Что с девочкой? - слышится озабоченный голос его бывшей жены.
- Нервная лихорадка, - отвечает он. - Кризис как будто бы позади, говорит врач. Но физическая и душевная слабость еще велика.
- Хороший врач?
- Ну, конечно! Государственный советник Штробл. Он знает Луизу с пеленок. - Мужчина бестолково смеется. - Извини, это же Лотта! Конечно, он ее не знает! - Дирижер тяжело вздыхает.
А там, в Мюнхене, тяжело вздыхает женщина. Двое взрослых растерянны. Их чувства и речь парализованы. Их мозг, кажется, тоже.