Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Владимир Петрович, рассказывая о группе Л3, настойчиво повторял, что кроме той шестерки, которую он назвал, в нее никто другой не входил. Впрочем, на этот счет есть иные высказывания, и даже среди космонавтов, того же В. И. Севастьянова или Н. Н. Рукавишникова...

Не было даже дублеров этой группы в Центре подготовки космонавтов, хотя Ю. А. Гагарин о создании гражданской "лунной" группы Л3 хорошо знал; группа облета Луны Л1 имела и гражданских, и военных кандидатов.

Группе Л3 не повезло в целом. Она сформировалась в период относительных неудач в отечественной космической программе. Тогда после полета Г. Т. Берегового из-за осложнений с маневрированием и из-за других проблем примерно два года не было у нас вообще никаких космических полетов. Зашла в тупик лунная пилотируемая программа.

С. Н. Анохин, как помнилось и Никитскому, вследствие этих осложнений ни в одном экипаже: ни в основном, ни в дублирующем -не был. Трагедии из этого он не делал. Так же, как и другие участники группы Л3, каждый из которых был профессионалом и в инженерном деле. Но без обид, незаслуженных обид, не обошлось почти ни у кого из кандидатов. И Анохин переживал за каждого.

Вот как было, к примеру, с Никитским. Когда Сергею Николаевичу стало ясно, что беспартийность Володи будет стоить ему слишком дорого как кандидату в космонавты, он пригласил его к себе. Никитский услышал: "Хватит тебе дурака валять. Ты же не пройдешь никуда! Вот тебе рекомендация в партию - моя и Леонида Михайловича Кувшинова...".

"Эти рекомендации, - говорил потом Владимир Петрович, - были мне настолько дороги, что я не стал искать третью, а оставил их на память себе, на память о замечательных людях... Леонид Михайлович, известный, заслуженный летчик-испытатель из НИИ ВВС во многом походил на Сергея Николаевича - своей скромностью, вниманием и добротой. В отделе С. Н. Анохина он возглавлял сектор, который был непосредственно связан с отбором и подготовкой кандидатов в космонавты... Пожалуй, столь же Сергей Николаевич ценил своего заместителя, тоже выходца из НИИ ВВС Лобанова - человека жесткого, в части дисциплины и хорошо организованного. Если Анохин выполнял роль идеолога в своем отделе, - продолжал Никитский, - то Лобанов -роль грамотного технического исполнителя... Вообще команда у Сергея Николаевича была хорошая. В людях он разбирался неплохо и очень огорчался, если ошибался...".

В свое время, когда Анохин был инструктором, он, конечно же, накопил опыт назидательного общения с разными людьми и управления ими. В ЛИИ, как уже говорилось, он избегал руководства, ему хватало напряжения собственно летной, испытательной работы. И вот теперь, в ОКБ Королева он вновь должен был командовать кем-то. Судя по всему, он не хотел и не умел делать этого. Когда мы заговорили об этом с Владимиром Петровичем, он заметил: "Встречаясь впервые с новым человеком, Сергей Николаевич видел в нем божье создание. Лишь со временем жизнь показывала, каким достоинствами и недостатками обладал этот человек в действительности...".

Не удивительно, что об Анохине говорят неизменно хорошее все, кто знал его по работе в ЛИИ. Формально, он был рядовым летчиком и никого особо не перебивал, никого не осаживал - этого он не умел делать, и этого от него, слава богу, не требовалось. Совсем другое дело, на первый взгляд, было в КБ Королева, где он обязан был руководить хлопотным и конфликтным в своей основе делом. Тем не менее, и среди тех, кто хорошо знал Анохина по работе в КБ Королева, также не найти отзывающихся о Сергее Николаевиче не то чтобы плохо, но холодно или даже прохладно. Владимир Петрович по этому поводу сказал так: "Я знаю, в чем дело. Я помогал сверхделикатному Анохину (и Кувшинову) составлять, подписывать и утверждать у высокого начальства важные программные документы, касавшиеся подготовки космонавтов, помогал в чем-то другом. Они (и это при их авторитете!) могли часами ожидать приема у начальства. Анохин не шел ни на какие конфликты - даже с секретаршей начальника, а с начальством - тем более. Он отходил в сторону...".

Наверное, Анохину в Никитском нравилось как раз и то, что в нем всегда была готовность побороться за правое дело. С кем угодно - было бы дело правым и стоящим. В конце концов, именно это его качество сыграло решающую роль в том, что на его карьере космонавта был поставлен крест. Часть вины за это косвенно легла на Сергея Николаевича. Но чтобы понять это, надо, к сожалению, повторить то, что не хотелось бы повторять...

Вскоре после первого знакомства с Сергеем Николаевичем Никитский увидел, что глубоко им почитаемый Михаил Александрович Усачев в лице Анохина имел не только хорошего товарища по профессии, но родственную душу в застолье. Когда Анохин с

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное