Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Как-то я спросил Владимира Петровича Никитского, что связывало Анохина с Цыбиным в КБ Королева? Он просветлел лицом и с очевидным, глубоким уважением к конструктору ответил: "Павел Владимирович сам был неординарной личностью. Он командовал КБ, и Сергей Павлович про него говорил, что это серый волк. Он относился к нему с большим почтением - и в профессиональном плане, и в человеческом. Ну, а сам я Павла Владимировича тоже знал неплохо. Он сильно переживал, что моя космическая судьба не состоялась (он курировал это направление, будучи начальником комплекса, а потом пришел Трегуб, ну, он-то и ускорил мой уход из отряда...) Павел Владимирович - исключительного обаяния человек, интеллекта, высокой этики. Он сам был легендарной личностью. И семья у него -необыкновенная. У нас работал его сын - Сергей Павлович Цыбин - я с ним знаком... Знаю их семью. Это люди высокого полета. Сергей Николаевич это очень тонко чувствовал".

В связи с несколько противоречивыми (у кого шутливыми, а у кого -вполне серьезными) рассказами о незаурядной музыкальности Анохина я расспрашивал об этом и Владимира Петровича Никитского. Он вспомнил один эпизод: «Я сам не пою. Но я его видел поющим, и не раз. Да, он любил петь. Нет, не арии из опер, а обычные песни. Я помню, в день нашего выпуска на Як-18А приехал Сергей Николаевич Анохин. Тогда выпускались Вадим Волков, Жора Гречко, Виктор Пацаев, Валера Яздовский, Саша Александров... Гена Долгополов был мастером спорта (самолетного), но все равно был с нами в этот день, как и еще кто-то. Итак, приехал С. Н. Анохин. И к его приезду, и к тому, что это такой у нас праздник, мы "подготовились". Дело было летом, в теплый августовский день. Съездили мы в Коломну, накупили всего-всего необходимого. Кончил дело - гуляй смело! И в лесу (у меня есть фотография) мы там сидим хорошей компанией. Сергей Николаевич приехал на мотоцикле и хотел уезжать уже в Москву. А Вадим Волков говорит: "Володь, он выпил, отвлеки его. Он никому мотоцикл не даст, а тебе - даст!" Я попросил у него мотоцикл - покататься. Взял мотоцикл, посадил девушку, парашютистку симпатичную, и - поехали. Места хорошие там. Часа полтора ездили. А Сергею Николаевичу для восстановления нужно было обычно... минут 15 - не более. Приезжаем. Все уже пригорюнились, сидят, склонив головы, а Сергей Николаевич с замом по летной части аэроклуба Александром Ивановичем Качалиным (они когда-то работали вместе и очень хорошо относились друг к другу) сидят и самозабвенно поют. Я вижу, что никто не протрезвел, а все только добавляют, в том числе и Сергей Николаевич. Он спрашивает: "Где ж ты так долго ездил? Давай мотоцикл, мне надо ехать!" Я успел подумать: как же он поедет? Но он уже сел на мотоцикл - не шелохнулся - и поехал! Словно на автопилоте!».

Я как-то заметил Никитскому, что вокруг имени Сергея Николаевича сложено немало мифов, и спросил его, как к этому относился Анохин. Владимир Петрович ответил: "Вся его жизнь -легенда. Ну, одна из легенд, например, как он потерял глаз. Это описано у Андрея Меркулова. Притом, когда я прочел книжку его "В путь за косым дождем", я показал Сергею Николаевичу Анохину это место в книге и спросил: "Посмотрите, не наврал ли Меркулов?" Он не только прочитал, но он даже написал мне: "Дорогой Володя, чтоб не получилось у тебя такого в жизни...". То есть он подтвердил все...» .

Космонавты прекрасно знали, что легендарными личностями были и товарищи Анохина. Никитский впоминал в связи с этим: «Сергей Николаевич нередко брал меня с собой, когда ездил к своим друзьям -летчикам-испытателям Громову, Амет-хану Султану, Бурцеву. И я всегда стремился помочь ему в чем-то. Ну, например, Амет-хану я изготовил дубли его Звезд Героя. Сергей Николаевич видел, что я могу это сделать, знал, что Амет-хану они понадобились, попросил - и я сделал...

Сергей Николаевич с большим уважением относился к Гагарину. Как-то я, по обыкновению, помог и Юре сделать копию Звезды Героя. После того, как работа была выполнена, мы втроем: Гагарин, Анохин и я отметили это дело. Приятно было видеть, какая взаимная симпатия была у этих двух замечательных людей, которых отличали редкостные природные деликатность и достоинство».

Никитский вспоминал, что по требованию Сергея Николаевича кандидаты в космонавты во время самолетных тренировок должны были выполнить "полет под шторкой". Именно с этим не смог справиться Серегин в полете с Гагариным: "В облачности, из-за того, что не могли по приборам летать - они и погибли..." - так говорил Никитскому сам Анохин. Многие космонавты, говоря об этой катастрофе, ссылаются на мнение Анохина, и не всегда делают близкие по сути выводы.

Конечно, не было бы цены объективному, официальному мнению о случившемся Сергея Николаевича Анохина. Но оно не известно. Никогда он об этом не писал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное