Летняя книга

«Никаких „но“, любимая! Представь, утром ты просыпаешься первой. И говоришь: „Проснись! Проснись! Вставай же! Солнце уже взошло!“ А я переворачиваюсь на другой бок и хочу спать дальше. Ты тормошишь меня, я открываю глаза и вижу, понимаю, как все восхитительно, и вспоминаю, что я счастлив! За окном цветущее дерево. Мы встаем…»

В отчаянном воодушевлении он посмотрел на нее, надеясь встретить одобрение и энтузиазм. Ей стало больно. Это цветущее дерево как живое стояло у нее перед глазами, и ей тоже очень хотелось, чтобы он мог проснуться и почувствовать, что счастлив. Она аккуратно высвободила руки и отвела взгляд. Из его голоса исчез весь пыл, он холодно спросил: «Но почему? Почему ты не хочешь?»

«Я могу постучать в твою дверь и крикнуть: „Солнце светит!“ – Она попробовала вяло пошутить. – Может, так тоже будет неплохо?»

Он не ответил и больше не пытался нарушить молчание. Она чувствовала сильную усталость и очень хотела домой.

И тут он остановился и сказал: «Я бросаю тебя. Так больше нельзя».

«Что ты сказал?» – переспросила она.

«Ты все слышала. Мы должны расстаться! – И дальше, усиливая напор: – Ты же видишь, что из этого получается! Дискуссии, скука, дисгармония. Я все время думаю о том, в чем ты мне отказываешь. Мне надоело быть непродуктивным, несчастным. Что такое душа? Душа и тело неразделимы. Все или ничего!»

До нее не сразу дошло, что он имел в виду. И пока она неотрывно смотрела в его разгоряченное, дрожащее лицо, ее охватило чувство, подозрительно похожее на облегчение. Она попыталась перебить это чувством вины, пойти навстречу, найти какой-нибудь компромисс, успокоить, утешить. Но все тонуло в бесконечном облегчении оттого, что он вывел ее из своего странного, иного мира, в котором не было ничего прочного и надежного.

«Ты прав», – тихо ответила она.

Они пошли дальше, и она все яснее осознавала, что благодарна ему. Всего несколькими словами он вычеркнул из ее жизни всю сложность; ей больше не нужно было ходить вдоль Сены, лавировать между цитатами и афоризмами или ехать в Фонтенбло и будить его утром. Она снова превратилась в Кристину Блумквист, и это было просто и прекрасно!

Она шла рядом, почти не дыша, и они снова взялись за руки, сами того не заметив. А вдруг он передумает и возьмет свои слова назад? Она ждала, что он в любую минуту скажет: «Я не прав. Будь такой, какой хочешь, только оставайся. Я не могу один». Но он ничего не сказал.

У Люксембургского сада они поднялись по небольшой лестнице и оказались на маленькой площади. Присели на скамейку. Свет от фонаря прятался в кроне каштана, совсем еще легкой, потому что весна была очень молодой. Макушки деревьев, точно кулисы, поднимались в небо, краснеющее над темными фасадами. Три сломанные колонны отбрасывали на песок красиво переплетающиеся тени.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу и держась за руки. Вокруг стояла абсолютная тишина, только один раз мимо прошла какая-то пара, которая села на дальнюю скамейку.

«Как так получилось?» – спросил он наконец.

«Не знаю, – ответила Кристина. – Но мне кажется, что так в каком-то смысле будет правильно».

Откуда-то донесся бой часов, они медленно встали. Он наклонился и что-то поднял с земли. Цветок, который она несла в руке. Он долго смотрел на нее, а потом прижал цветок к ее губам, к щеке – и спрятал к себе в карман.

На ее губах остались песок и цветочная пыльца, но жест показался ей красивым и важным. С бородкой или без, он ей безумно нравится. Но идти с ним дальше она не хотела.

«Послушай, – начал он, – если я умру первым, ты принесешь цветок на мою могилу?»

«Конечно, – торжественно ответила Кристина, – я принесу много цветов».

«Ты будешь иногда думать обо мне?»

«Да, всегда».

Вот такими сентиментальными они были. Она знала: ситуация банальна, но думала, что иногда можно себе позволить быть банальной и даже получать от этого удовольствие.

А он развернулся и пошел прочь. Она провожала его взглядом, пока он не скрылся за углом. Ее переполняла такая сильная благодарность, что становилось даже немного больно.

Снять комнату…

Я долго искала комнату. Что это значит, знает лишь тот, кто сам это пережил. На старте ты, как правило, полон наивного оптимизма, который уже через несколько дней поисков превращается в неконтролируемую панику, тебя охватывает отчаяние и ненависть к людям. Во второй раз ты приступаешь к вопросу методично и расчетливо; у тебя есть потребность, которую нужно удовлетворить как можно скорее. В третий раз ты чувствуешь себя как рыба в воде и замечаешь смешное.

Я проделывала это в четвертый раз и превратила поиски в азартное удовольствие – как когда-то внушила себе, что ищу сокровища, а не копаю картошку.

Город заполонили толпы рыщущих бездомных, на лице у каждого была дикая решительность, а под мышкой газета.

Толпы перемещались по улицам, пристально рассматривая фасады, а метров за десять до желанного подъезда ускоряли шаг до бега и с подозрением следили за каждым, кто оказывался поблизости.