Летняя книга

Что я там отвечала детям, которые присылали письма с вопросами, как надо писать, чтобы стать писателем? Что-то в духе – пишите о том, что сами знаете и сами поняли…

По крайней мере, я всегда поступала именно так. Я эксплуатировала средний возраст как про́клятая и не остановилась, когда состарилась всерьез. Но когда попробовала писать об очень молодых людях, получилось уже так себе. А дети снова присылали вопросы, и я советовала: «Пишите о том, чего вы боитесь», и они писали и присылали написанное, жаждая немедленной критики.

Чего я боюсь больше всего? Стать никчемным неудачником, стать второй – но что́ об этом напишешь?..

Можно придумать страшную историю о вечном выборе, найти кого-нибудь и заставить его в одно прекрасное утро внезапно понять, что выбора больше нет и что каждую прожитую минуту он выбирал не то… что он вообще ни разу не выбрал правильно.

И дело даже не в том, как он поступал и что говорил, а в том, что он сомневался в каждой своей интонации, каждом жесте, каждом взгляде, а в итоге менялось направление, менялось незаметно, лишь ускоряя непредсказуемую развязку…

Он испугается. Попытается замкнуться, отвлечься и превратится в ноль, полный, который ни туда ни сюда, – и при этом он будет понимать, что так еще предосудительнее.

Да, неважная история, но у меня есть еще одна, она еще хуже! Что, если одним прекрасным утром художник проснется, встанет, посмотрит на палитру и поймет, что не знает, какую краску взять?.. Вот они все, с их красивыми названиями, какой-нибудь пурпурный кадмий, веронская зелень, зеленая земля или черная слоновая кость… Но он забыл, что с ними делать, как себя вести, чтобы рисовать; и вообще, при чем здесь он?.. Или что, если писатель одним прекрасным утром с таким же недоумением уставится на алфавит?!

И тут на меня обрушилась страшная усталость.

Я взяла трость, дошла до урны и бросила туда тетрадь в клеенчатой обложке, этот абсолютно ненужный и недостойный моего возраста предмет.

Когда я вернулась, на моей скамейке сидел клошар. Он выглядел утомленным, но тут же принялся за старое: он тоже понимает итальянский. А я рассердилась и весьма недружелюбно ответила ему на финском, и он надолго замолчал.

А потом снова заговорил, больше сам с собой. «Вы же все пропащие, и языки ваши пропащие, – бормотал он, – вы же ничего не понимаете, вы не знаете всего, что случилось со мной и что мне пришлось пережить… Я мог бы вернуть вас к жизни, встряхнуть вас, взбодрить, но вы не хотите слушать… вы скучные…»

Он выбежал на траву, голуби, хлопая крыльями, взлетели стаей, а он на них закричал: «Идиотские создания, проклятые кретины, мне страшно жаль, что я не могу помочь вам, убожества без гроша за душой!..»

И пошел из парка прочь.

Послесловие

«Бульвар», свою первую новеллу, Туве Янссон опубликовала в 1934 году в толстом рождественском номере «Хельсингборг-журнален» («Helsingborg-Journalen», № 25), где Эстер Тойвонен, новая «мисс Европа», рекламировала пудру «Tekno» и туфли «Elite», а студенты Шведского театрального училища представляли гимнастические упражнения. Новелла начиналась на развороте рядом с портретами недавних невест в полный рост (изображения женихов в соответствии с тогдашним обычаем печатались редко), а пролистав вперед пару десятков страниц, среди прочих колонок и рекламы читатель мог отыскать ее конец, который почти сливался с заметкой о французской перманентной завивке. Однако начало дебютной новеллы получило собственную красивую страницу, на которой изящно разместились три столбца текста и три авторские иллюстрации, в которых угадывался будущий стиль Янссон.

Дебютный текст представлял собой образец журнальной прозы, что допускало разделение текста на фрагменты. Более поздние новеллы «Клише» (1935, № 12) и «Письмо» (1936, № 6), написанные для этого же издания, Туве Янссон не иллюстрировала, поскольку тексты публиковались в рамках специальной серии без картинок. «Хельсингборг-журнален» выходил раз в две недели, и в каждом номере читателям предлагалась одна-две новеллы. В рождественских выпусках их могло быть больше. К примеру, в упомянутом номере авторами рассказов выступили также Франс Эмиль Силланпяя и Моника Васастьерна.

«Бульвар» (как и почти все тексты данной подборки) написан как «случайная» новелла, по крайней мере, если полагаться на мнение писателя Мики Валтари. В своей популярной на тот момент книге «Ты хочешь стать писателем?» («Aiotko kirjailijaksi?», 1935) он разделял новеллы на художественные и случайные: «Ибо ограниченный объем и требования, которым нужно соответствовать, чтобы новеллу опубликовали, ведут к тому, что верить в возможность напечатать в журнале что-то действительно достойное может только сумасшедший».

Жесткий, пусть и немного ироничный, вывод был призван спустить молодых авторов с небес на землю. Одновременно Валтари напоминал, что журнальная проза – это хороший способ зарабатывать на жизнь. Но сочинитель должен понимать, какой тип текста нужен тому или иному изданию.