В эти дни я таилась не только от Джексона, но и от Хеннеси Мелидонского, Анжелы и
даже Брайана. Все казались мне пустыми и испорченными, и я мечтала вернуться к
бабушке. Там я хотя бы понимала, откуда берутся соперничества и желания. Здесь же все
было непросто, все было подозрительно.
Так что я снова спала допоздна и, уклоняясь от совместных завтраков, выскальзывала
из замка около полудня. В оба эти дня я ездила на долгие прогулки верхом в полном
одиночестве и яростно вышагивала туда-сюда, пока моя бедная лошадь отдыхала. В день
бала я заехала так далеко и шагала так долго, что, когда наконец повернула к замку,
послеполуденное солнце уже всерьез подумывало сесть. До ужина мне предстояло много
сделать: выкупаться, вымыть голову, уложить волосы, задрапироваться в изумительное
платье красного шелка, придуманное специально для меня... Я пришпорила лошадь.
Через полчаса пути вдали показался всадник. Вскоре стала видна черно-золотая ливрея
– цвета замка Оберн, – а после я поняла, что это Родерик. Который, оказывается, искал
меня.
Объехав меня по широкой дуге, он поскакал рядом. Я была непонятно почему рада его
видеть и воскликнула:
– Родерик! Охотишься?
Он сидел в седле с обычным небрежно-снисходительным выражением на лице и
выглядел повзрослевшим, более уверенным, высоким и широким в кости. Мужчиной.
Когда я впервые встретила его, три года назад, он был еще почти мальчишкой.
– За тобой. Леди Элисандра волновалась.
– Но со мной все в порядке. Я всегда выезжаю прогуляться в одиночку.
Он взглянул на небо, вычисляя время по положению солнца:
– Полагаю, она считает, что тебе пора вернуться. Сегодня в замке важное событие.
Я угрюмо кивнула:
– Бал.
– Что-то ты не больно-то радуешься, – усмехнулся Родерик.
Я вздохнула, рассмеялась и провела рукой по своим распущенным волосам. Спутанная
масса. Потребуется вечность, дабы вымыть и расчесать ее.
– Кажется, я не подхожу для придворной жизни. Это лето точно меня не радует.
Казалось, он слушал более внимательно, чем всегда.
– Так ты считаешь, что будешь счастлива жить в деревне с бабушкой, никогда больше
не встречаясь с утонченной знатью замка Оберн?
– Если бы не Элисандра.
– Если бы не Элисандра, – повторил Родерик.
– Да. О да. Сама я к утонченному обществу не принадлежу. И чем дольше я здесь – во
всяком случае, в этом году, – тем меньше мне хочется оставаться.
На его широком лице мелькнула и тут же погасла легкая улыбка:
– Должен заметить, что жизнь в замке Оберн не совсем такая, как я себе представлял.
93
94
– Но ты ведь хотел сюда попасть, – в замешательстве посмотрела я на него. – Разве не
так ты говорил? Дождаться не мог, чтобы покинуть отцовскую ферму и приехать ко двору
принца.
– Да, – кивнул Родерик. – Быть королевским гвардейцем волнующе и почетно. Я
непременно должен был отведать такой жизни.
– А сейчас?
– Сейчас? – Он рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж, словно в зеленых
травах были написаны ответы, которых Родерик искал. – Как и у тебя, у меня есть веская
причина оставаться. Пусть и не та, которой я ждал, приехав сюда. И если бы ее не
существовало, да, думаю, я бы мог вернуться на ферму и быть счастливым. Знаю, что мог
бы. Купил бы землю, разводил скот, снова стал простым человеком. – Родерик глянул на
меня со смешливой искоркой во взгляде: – Оказалось, из меня тот еще кавалер.
Я ухватилась за его прежнее замечание – что у него есть веская причина оставаться – и
выпалила, прежде чем успела подумать:
– Я видела тебя с ней. Сначала я удивилась, но... Но она, наверное, хорошая девушка.
– С кем ты меня видела? – настороженно прищурился он.
– С Дарией, – махнула я рукой. – Горничной моей сестры. Она приходила на оружейный
двор посмотреть, как вы упражняетесь.
Родерик не отводил глаз от моего лица, больше не ища ответов в травах.
– Я остаюсь не из-за Дарии.
Теперь удивилась я. Я ведь была так уверена.
– Но ты сказал, что есть женщина...
– Я не так сказал, – покачал он головой. – Я сказал, что есть причина. И не говорил, кто
или что это за причина.
– Но я... – Теперь пришел черед мне смущаться. И если он не любит Дарию... Но у него
все еще нет причин благоволить ко мне. Я почувствовала себя неловко и глупо. – Прости,
наверное, я решила...
Теперь Родерик усмехнулся и развернулся в седле лицом вперед.
– Хотя она и хорошая девушка, как ты говоришь, и миленькая. Но мое сердце не
свободно.
– Меня твое сердце не интересует, – сердито заметила я.
– Да и меня твое, – громко рассмеялся он, искоса глянув на меня. – Будем друзьями?
– Не больно-то это по-дружески, когда один друг даже не пытается повидаться с
другим, а когда видит, то лишь дразнит и ругает, – выпалила я с детской обидой.
– Я тебя не дразнил, – изумился Родерик. – И ругал, лишь когда ты глупила. Ты могла
заметить, что дразнилки и ругань не в моем характере, леди Кориэль.
– Но ты меня избегал. Сейчас ты разговариваешь со мной впервые за все лето.
– Как я мог отыскать тебя в покоях Хальсингов? – его голос смягчился. – Каждый раз,
когда я видел тебя издали, ты болтала с кем-то из лордов или спешила по делам. Гвардеец
не вправе сам требовать внимания леди.