Летний брат

Сиденье мопеда такое горячее, что я едва могу на нем усидеть. Вдоль полоски полусухой травы толкаю мопед вперед. «Скоро вернусь, скоро вернусь», — про себя продолжаю повторять я. Изо всех сил жму на педаль, проворачиваю правую ручку на себя. Пару раз заставляю его порычать. Завелся! Стрелка на указателе бензина показывает, что бак наполовину полон. Я еду, напевая: «Селма, Селма, все будет хорошо».

Шлем я обычно не надеваю, но так как в этот раз ехать мне предстоит далеко, я не хочу выделяться из общей массы. Это старый шлем па, сухой пенопласт на внутренней стороне, если на него нажать пальцем, скатывается в катышки. Визор у него с затемнением, так что глаз не видно. В такт грохоту мопеда немного дребезжит подо мной подставка. На всякий случай (вдруг бензин кончится) я проверяю в кармане брюк деньги. Банки с энергетиком оттягивают мне задние карманы джинсов. Я наглухо застегиваю на молнию куртку, хоть на улице для этого слишком жарко. Еще раз оборачиваюсь: занавеска у окна Люсьена не шевелится.

Сначала я еду по траве, подскакивая на каждой кочке, так что я стараюсь расставить пошире ноги, удерживая равновесие. Но, выехав за забор, я уже могу дать газу. Сначала я довольно долго еду по главной дороге, потом сворачиваю и еду вдоль каменистой речки, мимо линий электропередач и лесопилки. Потом приходится тащить мопед по бетонной лестнице вверх на мост, но это оказывается гораздо легче, чем я думал.

Я догоняю ползущий вверх грузовик, везущий лес. А затем еду по неровной дороге, которую я едва знаю. Лес пахнет смолой, он настойчиво тянется ветвями к дороге. Впереди мне видно только то, что умещается в отрезке до следующего поворота. Кажется, что ели на высоте пары метров уже мертвые: из них торчат поломанные ветки, похожие на оленей, от которых видны только рога.

Вдруг я выезжаю на знакомую дорогу. Я наклоняюсь ближе к рулю, замечаю вытекающий из-под склона ручей, который идет до самого нашего дома. Кажется, что небо расступается передо мной, мне виден лишь дрожащий указатель на счетчике пробега и асфальт впереди. Костяшки пальцев мерзнут от ветра, но ладони вспотели. Мне гудят, потому что на мопеде здесь ездить нельзя. Селма, Селма, Селма. Я воображаю, как мы плаваем в ручье. Наши руки находят друг друга под водой, она прижимается ко мне, и ее живот, неожиданно теплый, касается моего живота.

Я не решаюсь подъехать к самому входу и оставляю свой мопед у мусорных баков и бака для сбора стекла, стоящих рядом. Прячу его в кустах рододендрона. По всей спине у меня пробегает дрожь, снизу и до самой моей вспотевшей головы. Даже уши мокрые от пота. Сквозь ветки кустарника я вижу серые стены здания. Теперь, когда я здесь не ради Люсьена, оно кажется совсем другим.

— Селма? — пробую я еще разок.

Она сидит перед телевизором на расстоянии примерно метра от экрана. Напротив ее кровати я вижу еще одну, новую. Судя по постерам, к ней в комнату подселили какую-то девушку.

Из-за того, что на ней незнакомая мне одежда и эта диадема, Селма будто бы и не Селма, а кто-то другой. В моем воображении она подросла. Я предвкушаю момент, когда загляну ей в глаза. Хотя она, может, до сих пор на меня злится.

— Селма?

Она вжала голову в плечи так, что шеи не видно: не хочет пропустить ни секунды из этого фильма. В ухе у нее болтается блестящая сережка. Она шевелит губами, вполголоса повторяя за принцессой, и расслабленно приоткрывает рот, когда говорит принц. Те двое прощаются, присасываются друг к другу ртами и отворачиваются. Селма придвигается к телевизору еще чуть ближе. На экране появляются титры.

— Конец, — говорю я и легонько стучу пальцем ей по плечу. — Тебе понравилось?

Селма испуганно поднимает на меня взгляд.

— Я вернулся. За тобой.

От страха она так неловко вскакивает, что роняет пульт.

— Не бойся, — запинаясь, говорю я и поднимаю его с пола.

Селма прячется от меня в углу кровати, собирая в охапку всех кукол и прижимая их к животу. Другой рукой она прикрывает глаза.

— Не бойся, — повторяю я тихонько, — я пришел извиниться.

Очень осторожно я приподнимаю ее руку. Она отталкивает меня локтем.

— Я не хотел обидеть тебя там, на парковке, но так было надо. Потому что там был па. Ему нельзя знать, что мы… Понимаешь? Я пытался тебе позвонить, но люди здесь мне не дали с тобой поговорить.

В видеопроигрывателе что-то щелкнуло, и он зажужжал, перематывая пленку.

— Смотри-ка, — я демонстрирую ей банку энергетика и сажусь рядом на кровать, — это подарок.

Она раздвигает закрывающие лицо пальцы, словно ножницы.

— Открыть?

Она следит за тем, что я делаю. Из отверстия в крышке раздается шипение, я быстро прижимаю банку к губам и засасываю пену.

— Ой.

Селма хихикает и высовывает сквозь сжатые пальцы язык.

— Моё? — она тычет пальцем себе в грудь. — Не делиться?

— Смотри! — я достаю из внутреннего кармана еще одну банку. — Эта вот тебе.

Растопырив ручки, куклы падают ей на колени.

— Не делиться, — повторяет она и отрицательно качает головой.

— Все для тебя.

Селма нажимает на вмятины в банке, отчего пена брызжет через край.

— Ты еще злишься?