Летний день, или Корыто со старостью

Для успокоения собственного между тем рассуждаю: провинция – она и есть провинция, новости столичные доходят с опозданием, из развлечений только охота, уток да куропаток истребление. Так, французский водевиль, сплошная безвкусица! Вот на столичной бы, высокородной жениться. Вот это бы было дело! А где же ее взять-то, столичную? Я хоть и в столице живу, да только не по тем тропам, видно, хаживаю, на которых благородные встречаются. Опечалился. Нет для меня пути в высшее общество!

Отчего же нет, вдруг думаю. Я ведь могу появиться в этом общество инкогнито, под покровом невидимым, у них же там маскерады устраиваются. (А что, у меня тоже знакомства имеются, и привратники, и лакеи, один дворецкий даже. Неужто они за рублик глазки свои как следует на зажмурят и Дона Жуана лишнего к маскераду не допустят?)

Эх, была не была. Сижу я Доном Жуаном в углу шумной залы, полы так надраены, что промеж башмаков свою физиономию разглядеть можно, шампанское в бокалах играет и ими беспрестанно звякает, богатство кругом, каменьев драгоценных россыпи, а бриллиантов столько, что я аж зажмурился. Вдруг незнакомка в маске, будто бабочка, передо мной промелькнула. Я что есть мочи стал следить за краем подола ее порхающего и лизать мороженое страстно. Ни с того ни с сего ко мне Шахерезада подсела, я грешным делом на нее теперь засмотрелся, и не успел я очухаться, как сама Клеопатра ко мне как подскочит да ажурным веером по моему носу как щелкнет!

Батюшки, да что ж это делается?

Я хоть и прыщ всего лишь, но достоинство ведь тоже имею. К чему со мной обращение такое? Выскочил я из залы, как пес ошпаренный. Извольте, не готов я жениться! Хоть даже на Клеопатре. Разобиделся, от мечтаний своих насилу очухался, а меня все не отпускает бабье отродье, купчиха за усы нет-нет да и дернет, губернаторская дочка за собою в болото тянет, Клеопатра по носу веером больно щелкает. Ох, и настрадался же я с этой женитьбою!

Нет, Кузьма, говорю себе, из простых надо брать, из дворянского рода обедневшего или бесприданницу. Ты ведь тоже гусь не высокого полета.

А сам все никак не успокоюсь: может, из образованных взять?

Но тут вдруг откуда ни возьми перед глазами опять маменька выросла (не догадался я, дурень, сироту себе искать). Выросла, и не отмашешься от нее, проклятущей, хуже мухи навозной. Но, нужно отдать ей должное, она внесла стройность в мысли мои пошатнувшиеся.

Честно себя спрашиваю: не слишком ли ты занесся, Кузьма? Может, для иной невесты и ты рылом не вышел. Глядишь, ей свой прынц уготовлен. Что ж ты чужое место возле нее занимать будешь, да и она от тебя судьбу твою в нежном платье отгонять будет! Не к чему это!

Ну и где искать спутницу эту верную? Ведь счастия, братцы, хочется! Пресвятая Богородица, во докудова докатился! Еще дело совершенствования не кончил, а уж счастие подавай. А где оно, счастье-то это? Ау! Наугад пальцем тыкнул – а что ежели оно сокрывается во взаимном любви чувствовании? Посмотрел я опять на друга своего лохматого. Как, думаю, он даму сердца себе выбирает? На основании нюха, оказывается (и других нам пока невидимых материй), и нет для него разницы в породе или статусе, а ежели сам мешкает, так барышни собачьи ой какие разумные: ни одна их барышня непонравившегося кабеля до себя не допустит!

Да, что ни говори, а мудреное это дело! Решил я с вопросом этим покамест повременить. Однако даром время не теряю, по сторонам глазами стреляю, свое-то чувство я сразу угадать должен, оно, говорят, как по лбу треснет, так его ни с чем не спутаешь; ну а там ждать будем, пока и ейное сердечко в ответ ёкнет.

А ежели она не купеческой дочкой окажется, так это и ничего, может. Ведь крыжовниковое варенье можно не с одной купеческой дочкой кушать!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дороги наши тернистые, или Водятся ли в ваших краях крокодилы?

В дальнейшей части своих записей я должен упомянуть событие, о котором не далее как совсем недавно я страстно мечтал, звеня всеми струнами души своей. Мечтал, но не думал, что ворвется оно в жизнь мою в образе некой Акулины Карповны, чья особь еще в недавнем прошлом была мне незнакома (эх, золотые были деньки) и чье появление круто перевернуло все мое существование. Уж насколько круто, вы можете судить хотя бы по тому, что строчка моя повертает кое-где криво, потому как записи свои произвожу я сидя хотя и в той же, знакомой вам уже комнате, но под столом, при скудном огарке свечи. Пегас в этот самый момент у дверей сторожить выставлен, чтобы не застала нас Акулина Карповна за неблаговидным поступком.