Летний день, или Корыто со старостью

Вечер настал. Стол ломился от яств. Всего перечислять не стану, скажу только, что апофеозом всему был гусь, которого тетка моя из деревни привезла. (Терпеть бы ее присутствие без гуся было бы делом крайне затруднительным.) В назначенный час все сели за стол, гусь одним махом двух крыльев лишился, знакомец мой слово взял, Глафира Порфирьевна к квашеной капусте потянулась, пока знакомец мой речь держал, присутствующие от хрена морщились и остатки гусиной начинки доедали. Сижу, блаженствую. И тут вдруг закончилось все мое блаженство вместе, так сказать, с гусиными членами. Вдруг вместо того, чтобы юбиляра чествовать (все же для энтого имелось!), присутствующие со знакомцем моим в спор вступили: дескать, нет в моих делах ничего замечательного (морды ихние от моих закусок трещат, а они без стыда и совести такие вещи говорят!). И главное, спорят так, будто я – пустое место! Будто меня и за столом нет! Ох, и завертелось всё тут, что делалось, и говорить срамно! Скажу только, что мне, благородному человеку, на службу неделю пришлось ходить с неблагородной физиономией.

Мне, конечно, было обидно. Я для них и гуся не пожалел, и теткино присутствие еще месяц после юбилея терпел (никакими калачами ее обратно в деревню было не спровадить, будто на вечное поселение у меня осталась), но потом понял, что все это у них от их собственного несовершенства происходит. Не всем же так быстро, как я, по ступеням совершенствования карабкаться. Есть люди глупые, бесталанные. Не всем же такими, как я, родиться!

Плюнул я на них! Кто они такие, чтобы одобрение мне среди них искать!

Хватит, Кузьма, по воробьям стрелять, можно ведь так отличиться, что тебе и замечать не надобно будет этих мелких личностей. Можно ведь даже и… орденок в петличку заслужить.

Ах, мечты, всё мечты. Стал Станислав мерещиться. А что? На службе я состою, чин имею, так, значит, и до Станислава дослужиться возможность есть, от усердия моего только всё и зависит! Начальство у меня, правда, дрянь, ну, это ничего, от этого же награда еще слаще будет. Эх, и закрутила меня жизнь чиновничья. На службе я первый к услугам начальства, сколько бумаг всяких переписал, сколько карандашей переточил, сколько грязи с галошей начальственных соскреб, да что там говорить, стараюсь! Мысль меня греет, что не только государеву службу исполняю честно, но и другому приятное делаю.

И надо ж, дослужился. На груди моей теперь тоже орденок имеется. Во дела мои какой размах приобрели. Головокружительный!

А потом спохватился, что же это я только о себе радею! Друга-то своего забыл. Стал и за Пегасом добрые дела записывать, а что, может, до таких времен доживем, что и на собачью грудь награды цеплять станут. Смешно, ей богу! Пегас мой – кавалер третьей степени!

Записываю я, значит, добрые дела, записываю и тут стал замечать, что у меня после каждой записи в животе какое-то неудобство творится, как будто бы я огурцов переел. Что за напасть такая? И тут как-то так вышло, что однажды по недосмотру или по забывчивости (и на солнце случаются пятна) одно доброе дело я забыл внести в списочек. Получилось оно у меня вроде как анонимное (никому об нем сообщить я тоже не успел). И после этого происшествия, представьте, такая меня теплота посетила, аж деваться некуда. Показалось мне это до того странным, что я с тех пор забросил свою бухгалтерию, благодеяния свои в книжечку не записываю, да и с другими о своих добрых делах помалкивать стал. Боюсь, вдруг меня энта теплая волна больше не накроет.

Ну, на этом покамест прощаюсь. Пегаса, прошу пардона у дам, вывести надобно.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дама сердца, или Как самому себе не испортить малину

Эх, опять особа моя восседает на том же стуле, что и в предыдущий вечер. Скука в душе моей главенствует, и даже никакие высокие материи в голову не лезут. Для развеянья скуки окаянной есть разные способы: можно, для примеру, отправиться в путешествие (если на то средства имеются) или, скажем, в оперетту – смена декораций очень способствует. Но у меня, боюсь, процесс запущенный, катарсис требуется, абы какие меры не окажут нужного фефекта! Средство требуется что ни на есть радикальное.

А какое-такое радикальное? А вот какое! А что ежели мне жениться?!

Делами-то я шибко увлекся, а природа-матушка, может, лучше знает, что мне надобно?

Эх, женитьба! Слово-то какое заманчивое! Ренессанс души, блаженство вечное! Я – ясный сокол – найду себе голубицу, будем вместе гнездо вить, птенцов разводить. А что?! И у малиновки, и у перепелки гнездо есть, у всякой птенцы есть, у дятла даже, так чем же я хуже дятла? И тут будто меня кто-то за ухо дернет, как будто предостеречь хочет: в животном-то мире по-разному все складывается, на иных папаш столько ответственности возложено, что они из гнезда и клюва высунуть не смеют без позволения благоверной своей в перьях.