Летний детектив (сборник)

Нашли куртку близнецы, но не сознались сразу, поскольку им категорически было запрещено плавать на тот берег. А они поплыли, и поднялись вверх по откосу. «Смотрим, а под сосной что-то блестит, – рассказывали близнецы. – А это была молния от куртки. Сосна большая, и корни прямо такие… голые. Кто-то куртку под эти корни сосны затолкал и землёй присыпал».

Укушенный шершнем глаз Харитонова уже принял нормальный вид. Архитектор торопился в Москву и решительно отказался диктовать Зыкину свои показания. Но это опер ему простил, потому что на этот раз показания были подтверждены вещдоком. Показания он сам напишет, а подписать их и потом можно будет.

Зыкин держал куртку в руках, и душа у него пела. На хлопчатобумажной, бежевой, испанского производства верхней одежде следов крови обнаружено не было. А это значит, что куртка была снята с убитого до того, как он упал и напоролся на торчащий штырь. Зато следов пыли и грязи обнаружилось предостаточно. И какая вырисовывается картина бытия? Некто в церкви убил (а может быть, только оглушил) вышеозначенного Шульгина, снял с него куртку и столкнул с кровли церкви. А куртку потом спрятал на другой стороне реки. Но на лодке-то он плыл в воскресенье, после того, как стрелял в господина Шелихова. Что же это он всё плавает туда-сюда? Можно, конечно, предположить, что в воскресенье он эту куртку просто перепрятал с глаз долой, думая, что до того берега никто не доберётся.

Зачем он спрятал куртку? Чтоб никто не узнал фамилию убитого. Но паспорт и деньги этот некто в куртке оставил. Зачем? Проще ведь паспорт уничтожить, чем под сосну прятать. Вывод один – либо очень торопился, либо боялся. А может быть, и то и другое вместе.

Но главное – стрелял чужой. Теперь простор для поиска был действительно необъятный.

24

Возвращаясь из больницы, Никсов на Кутузовском проспекте попал в пробку. В первый момент он даже не огорчился, более того подумал – вот кстати! Можно никуда не торопиться и сделать наконец нужный звонок. Давно пора перемолвиться с деревенским опером, как его… Валерой. Да-да, Валерой Зыкиным из города Кашино. Про фотографию трупа можно забыть, пока она не нужна, но поговорить-то надо! Может быть, он там что-нибудь на месте и накопал.

Дозвонился он до опера только после получасовой почти непрерывной работы. Слышимость была отвратительной. Даже простейшая задача – объяснить оперу, кто звонит – поначалу казалась невыполнимой. Но преодолел, доорался. Никсову даже показалось, что Зыкин обрадовался его звонку, потому что тут же стал давать информацию. Оказывается, он обследовал всю округу и нашёл «стоянку». Чью – не уточнялось, надо полагать, это не была стоянка первобытного человека. Может, он амнистированных нашёл вместе с похищенным «запорожцем»?

– Их двое было в церкви… Следов наследили! – продолжал надрываться Зыкин. – Потом подрались. Один другого убил, а после с крыши столкнул. Вскрытие подтверждает… Вскрытие, говорю…

«Это он про убитого Андрея Шульгина, – догадался Никсов. – Надо иметь совесть и немедленно сообщить оперу все данные по трупу».

Теперь пришла очередь Никсова драть голосовые связки:

– Валера! Я знаю фамилию убитого, – прокричал он в трубку. – Записывай. Ты записываешь?

Мобильник вдруг закряхтел, а сидящий в соседнем «жигуле» мужик высунулся по пояс из окна, с интересом прислушиваясь к разговору. Дамочка в синей «вольво», стоящей перед «жигулями», оторвалась от спиц – и в пробке времени не теряет – и вытаращила глаза на Никсова. Тот быстро закрыл окна. Лучше задохнуться, чем распространять секретную информацию на всю округу.

– Ты записываешь? – вернулся он к разговору с Зыкиным.

Нет, опер не записывал, он вообще не слышал Никсова. Далёкий голос был слаб, как пульс умирающего.

– Я нашёл объезд… в церкви, – каждое слово давалось мобильнику с трудом.

– Что? Какой объезд?

– Объезд, в церкви захороненный.

– Повтори. Не понимаю ничего.

– Ну объезд, которым стрелять, – обиделась трубка. Затем очень внятно и важно она произнесла: – Это чувствительный фактор, – и звук исчез навсегда.

Все попытки ещё раз достучаться до города Кашино ни к чему не привели.

«Однако это чёрт знает что! Уже час тут торчим!» – обозлился Никсов. Машины стояли затылок в затылок, не было видно ни конца ни края этого потока. А жарища… асфальт мягкий, как торф. Перед глазами возникла фантастическая картинка – а ну как всё это машинное стадо впаяется в асфальт на вечные времена? А случись что – людям по крышам бежать? Одна радость – его «фольксваген» занимал крайнюю левую полосу, значит, можно будет в экстремальной ситуации открыть дверцу и выпрыгнуть наружу. А пока можно просто выйти и размять ноги.

Инну за рулём красного «мерседеса» он увидел не сразу. Её машина находилась метрах в пятнадцати от его собственной, в другом потоке – они ехали в разных направлениях. Видимо, Инна направлялась в больницу к Лёве. Недолго думая, Никсов направился к её «мерседесу». Дверцу нельзя было открыть полностью, и ему стоило немалого труда просунуться в образовавшуюся щель.

– Здрасте!

Инна смотрела на него в немом изумлении.