Летний детектив (сборник)

Марию раздражала непреклонность мужа – дался ему этот дом! Но внутренним чутьём она понимала, что на этот раз Балашова не удастся уговорить.

– Ладно, поедем. И позвони Зуйко, места в машине достаточно.

Инна по телефону любезно поблагодарила за приглашение и сказала, что мужа отпускает на все четыре стороны, а сама останется дома – нездорова, но в последний момент, когда в загруженную машину и кошку нельзя было посадить, неожиданно согласилась ехать. «Что за нелепая женщина, – подумала Мария, – даже такую безделицу не может решить сразу. И этот её вид…» Сама она ехала в деревню не развлекаться, а мыть, скоблить, убирать, и её неприятно поразили бархатные, туго сидящие на Инне брюки, кокетливый бант из яркой косынки, а больше всего – огромный, заляпанный краской мольберт, висящий на плече, как модная сумка.

– Инна хочет наш дом нарисовать, – сказал Максим, словно извиняясь за жену. Видно было, что ему неловко и что очень хочется, чтобы Инну приняли хорошо, по-доброму, но не относились к ней слишком всерьёз. – Она даже в магазин с мольбертом ходит, – добавил он с усмешкой. – У неё хобби – искать типажи.

– Сейчас у всех хобби, – проворчала Мария. – Никто работать не хочет.

Инна дёрнула плечиком, села на указанное место и всю дорогу молча рассматривала пейзаж за окном, хотя Балашов всё время призывал её присоединиться к общим хозяйственным заботам. Уже в машине были распределены обязанности – мужчины разломают перегородку в коровнике, очистят его от навоза, снимут на лопату грунт и засыплют пол песком. Женщинам надлежало отодрать обои в избе, вымыть с мылом брёвна и пол.

Но по приезде жизнь внесла свои коррективы. Тимка отказался проводить время в одиночестве – видно, он побаивался нового дома – и не отходил от матери ни на шаг. Мария с хрустом отрывала от стен обои. Инна неловко пыталась ей помогать. Пыль стояла такая, словно в избе рванули дымовую шашку.

– Николай, забери Тимку! – время от времени кричала Мария. – Ты слышишь, Николай? Ему надо на свежий воздух. У него же аллергия на пыль. О Господи…

Видя, что призывы не возымели своего действия, Инна бросила работу, сунула Тимке в руки кулёк с орехами и увела его из избы. Когда через полчаса Мария понесла на помойку неподъёмный рулон оторванных обоев, она увидела, что Тимка сидит на надувном матрасе, колет камнем орехи, а Инна стоит у мольберта и рисует мальчика на фоне цветущей бузины. Мария постояла рядом, сравнила линялую чёлку Тимки с нарисованной и, подавив в себе обиду: «Вот ведь устроилась!» – пошла продолжать работу.

Через час Инна вернулась в избу.

– Мария Фёдоровна, я пойду в лес погуляю с Тимкой, – и, встретив нахмуренный взгляд, быстро спросила: – Может, вы сама хотите с ним погулять?

– Хочу, – бросила Мария.

На пороге она обернулась. Инна стояла посреди кучи мусора, окутанная клубами пыли, как нарядный чистенький ребенок, заблудившийся в чужом беспорядке.

– Может, мне печь разжечь? – крикнула она беспомощно и, как показалось Марии, картинно вскинула руки.

Балашовская изба была третьей от края деревни. Последней стояла скособоченная халупа, и сразу за ней расстилалось поле с холмиками старых окопов и широкой, уже пыльной дорогой, текущей к берёзовой роще. «Печь разожгу, – внутренне негодовала Мария, твёрдо прибивая ногами пыль. – Знаю, голубушка, как ты сейчас будешь её растапливать. Побежишь в коровник, повертишь юбкой перед мужиками, они работу побросают и начнут наперегонки исполнять твои желания нелепые. Какая юбка? Она же в брюках», – вспомнила вдруг Мария. Эти брюки ещё больше её разозлили, и она начала вспоминать всё глупое и почему-то обидное, что успела ей рассказать Инна: «Девчонкой я выбрала не ту профессию, она меня угнетает. Миром правит красота. А Максим говорит, чтобы я опять пошла работать в проектную контору. Бр-р-р! Поверьте, я счастлива только когда рисую. Мне легче нарисовать натюрморт из грязной посуды, чем её вымыть». Теперь в какой дом ни сунься, у всех хобби. Никто не хочет мыть грязную посуду. Все хотят её рисовать или стихи про неё сочинять, или песни. И ни у кого нет такого хобби – хирургия. Для профессии нужно уменье, а для хобби – ничего, кроме лёгкого характера. У меня нет хобби. Видно, у меня тяжёлый характер, и, скорее всего, у меня просто нет сил. А может быть, рисовать так же трудно, как оперировать? Во всяком случае, не ей», – и рассмеялась.

– Ой, дура! Ой, моралистка старая. Что ты к ней привязалась? Она – ребёнок, тридцатилетний ребёнок, который никогда не вырастет. Главное для неё – ни за что не брать на себя ответственность. А ты просто устала, – сказала она уже вслух и увидела, что они с Тимкой дошли до леса.

– Мама, а под берёзами мох растёт?

– Растёт, милый. А зачем тебе мох?

– Папа сказал, что мы будем им конопатить стены. А что такое конопатить?

В лесу Тимка повёл себя, как охотничий щенок на первом выводе. Он бегал, внюхивался, рвал какие-то травинки, жевал их, влезал на пни и поваленные деревья. Дорога вывела их к реке, на широкий пойменный луг.