Летний Рыцарь. Лики смерти

Огонь ударил твари в грудь — она дернулась, отвернула морду в сторону и, вильнув, врезалась с разбега в мусорный контейнер.

— Надо же, — пробормотал я. — Сработало.

Я шагнул вперед и поднял жезл еще раз, надеясь испепелить гадину или, по крайней мере, прогнать ее к чертовой матери. Тварь зарычала, с неистовой злобой уставившись на меня обеими парами глаз.

И я заглянул в ее душу.

Когда чародей заглядывает кому-либо в глаза, он видит не только то, какого они цвета. Глаза — окна души. Когда я встречаюсь с кем-либо взглядом и смотрю чуть дольше или настойчивее, я заглядываю в эти окна. Встретившись взглядом с чародеем, вы не можете утаить от него свою истинную сущность. И он тоже не может утаить ее от вас. Вы оба видите друг друга насквозь с такой ясностью, что увиденное огненным клеймом отпечатывается в вашем сознании.

Заглянув в чью-то душу, вы уже никогда не забудете этого.

Как бы ни хотели забыть.

Я ощутил дрожь, головокружение и провалился в глаза медведеподобной твари. Светящиеся знаки на ее лбу превратились в серебряные руны размером с хорошее стадионное табло, сиявшее на склоне округлой скалы из темно-зеленого, с черными прожилками, мрамора. Я ожидал увидеть нечто чудовищное… впрочем, трудно давать оценку монстру по слизи на его чешуе. Однако вместо этого увидел человека среднего возраста, одетого в лохмотья. Длинные, прямые, чуть с проседью волосы падали ему на грудь. Он стоял, выгнувшись дугой от невыносимой боли, раскинув руки в стороны и широко расставив ноги. Я пригляделся к его рукам и увидел, почему он сохраняет такую неудобную позу.

Он был распят.

Спиной он прижимался к утесу прямо под светящейся надписью. Руки его были отведены назад под неестественным углом и по локоть уходили в черно-зеленый мрамор скалы. Ноги ниже колен тоже скрывались в толще камня. Он висел так, и вся тяжесть тела приходилась на ноги и плечи. Должно быть, это причиняло ему дикую боль.

Распятый человек рассмеялся мне в лицо, и глаза его блеснули безумным зеленым огнем.

— Можно подумать, это тебе поможет! — прокричал он. — Ничтожество! Ты ничтожество!

Голос его звенел от боли. Боль выгибала его тело судорогой, вспухала жилами на сведенных от усилия мускулах.

— Звезды и камни, — прошептал я. Обыкновенно у тварей вроде этого чудища душа отсутствует в принципе, так что и заглядывать некуда. А отсюда следовало, что это чудище при всей своей внешности все-таки смертное. И что оно, нет, он — человек. — Это еще, черт подери, что такое?

Человек снова закричал, на этот раз без слов, от ярости и боли. Я поднял руку и шагнул вперед, повинуясь инстинктивному порыву оказать несчастному помощь.

Я хотел было подойти ближе, но тут земля начала трястись. Поверхность скалы стала осыпаться, из трещин ударил оранжевый свет, и на меня глянула вторая пара глаз размером с туннель метро каждый. Я отступил на несколько шагов, и поверхность утеса снова выровнялась, оставив только два этих полных свирепого огня глаза.

Земля сотрясалась все сильнее, и голос — громче, чем из динамика на концерте «Металлики», — проревел:

— ПРОЧЬ!

Столько в нем было злости и ненависти, что эти слова ударили по барабанным перепонкам больнее, чем чудовищной силы звук. Голос отшвырнул меня назад от прикованного к скале мученика, и взгляды наши разомкнулись. Ментальная связь лопнула, как сухая макаронина-спагетти, и та же сила, что оттолкнула мой рассудок от его души, отшвырнула мое тело. Я взлетел в воздух и с треском врезался спиной в старый картонный ящик с пустыми бутылками. Кожаный плащ не подкачал: ни одного осколка не впилось мне в спину.

Секунду-другую я просто лежал на спине, оглушенный. Мысли роились безумным вихрем, совладать с которым у меня не было ни малейшей возможности. Я хлопал глазами, глядя на подсвеченные городскими огнями низкие облака, до тех пор, пока какой-то едва слышный голос в глубине сознания не принялся напоминать мне, что я все еще в опасности. Кое-как я поднялся на четвереньки — как раз в тот момент, когда медведеподобная тварь отшвырнула лапой мусорный контейнер и шагнула ко мне.

В голове у меня до сих пор звенело — сказывались последствия заглядывания в душу и психического натиска, оборвавшего связь. Я поднял жезл, собрал по крохам всю волю, что еще у меня осталась, и прохрипел слово, высвободившее заряд огня и пославшее его в тварь.

На сей раз чудище даже не замедлило движения. Пара оранжевых глаз вспыхнула ослепительным светом, и мой огонь, ударившись о невидимый барьер, разлетелся гроздью алых брызг. Тварь испустила скрежещущий рык и сделала еще шаг ко мне.

Я попытался встать, пошатнулся и упал у ног старого бомжа — тот стоял, опершись на свою трость, и смотрел на надвигающееся чудище, не делая попытки бежать. На этот раз я разглядел его лицо — восточное, с короткой седой бородкой, густыми седыми бровями; большие круглые очки придавали его глазам сходство с совиными.

— Бегите же, чтоб вас! — рявкнул я.

Я бы с удовольствием сам подал пример, но мой вестибулярный аппарат еще отказывался действовать нормально, и подняться с земли не получалось.