Снова наступила несколько напряженная тишина, в которой я обдумал эти слова. Негромко шипела лампа да шуршал тканью по стали Широ.
Наконец я заглянул в лицо Майклу:
— Но кой черт он тогда там делал? Я готов был побиться об заклад, что это демон, но это оказалась лишь видимость. Там, внутри, был смертный. Кто он такой?
Взгляд Майкла не дрогнул.
— Его звали Расмуссен. Урсиэль одолел его в сорок девятом, на пути в Калифорнию.
— Я видел его, Майкл. Заглянул ему в глаза.
Майкл чуть поморщился:
— Я не знал.
— Он был узником в собственной душе, Майкл. Что-то удерживало его. Что-то огромное. Урсиэль, наверное. Он один из Падших, да?
Майкл кивнул.
— Но как, черт подери, такое могло случиться? Мне казалось, Падшим не позволено действовать против чьей-то воли.
— Не позволено, — кивнул Майкл. — Но им позволено искушать. И динарианцам есть что предложить — куда больше, чем большинству других.
— Динарианцам? — переспросил я.
— Ордену Темного Динария, — ответил Майкл. — В этом деле они увидели благоприятную для себя возможность — шанс натворить побольше зла.
— Серебряные монеты. — Я зябко втянул в себя воздух. — Вроде той, которую вы подобрали освященным платком. Тридцать сребреников, да?
Он кивнул:
— Тот, кто дотронется до монеты, испорчен заключенным в нее Падшим. Его искушают. Ему даруют силу. Падший все сильнее подчиняет смертного своей воле. Не понуждая — только предлагая. И так до тех пор, пока…
— Пока тварь не завладевает им полностью, — договорил я.
Майкл снова кивнул:
— Как это случилось с Расмуссеном. Мы пытались помогать им. Порой человек понимает, что происходит. Пытается бежать из-под их влияния. Когда мы встречаемся с ними — пытаемся прогнать демона. Дать человеку шанс бежать.
— Вот, значит, почему вы говорили с ним. До тех пор, пока у него не изменился голос. Но Расмуссен ведь не хотел освободиться — не так ли?
Я покачал головой:
— Хотите — верьте, хотите — нет, Майкл, но меня ведь искушали раз или два. Я как-нибудь справлюсь.
— Нет, — сказал Майкл. — Не справитесь. Редкий смертный устоит перед динарианцами. Падшие знают наши слабые места. Наши помыслы. Умеют подкопаться. Даже будучи предупрежденными, и мужчины и женщины тысячелетиями становятся их жертвами.
— Я же сказал, справлюсь, — буркнул я.
— Гордыня превыше рассудка, — фыркнул Широ.
Я кисло покосился на него.
— Гарри, пожалуйста, — не сдавался Майкл, подавшись вперед. — Я знаю, вам изрядно досталось в жизни. Вы хороший человек. Но вы уязвимы, как любой другой. Этим врагам вы нужны не мертвым. — Он опустил взгляд на свои руки. — Им нужны вы.
Не буду врать: это меня напугало. Еще как напугало. Может, потому еще, что это так заметно тревожило Майкла, а потревожить Майкла очень и очень непросто. А может, потому, что я видел Расмуссена и вид его теперь всегда останется со мной — попавшего в капкан, хохочущего как безумный.
А может, потому, что какая-то часть меня уже прикидывала, трудно ли придумать способ использовать власть, которую наверняка предлагает эта монетка. Если она превратила какого-то случайного придурка в боевую машину, совладать с которой, да и то с трудом, смогли лишь три Рыцаря Креста, что же с ее помощью мог бы сделать профессионал вроде меня?
Замочить герцога Паоло Ортегу, к чертовой матери. Это уж точно.
Я зажмурился и снова открыл глаза. Майкл смотрел на меня с болью, и я понимал, что он догадывается о моих мыслях. Я снова зажмурился, на этот раз от стыда.
— Вам грозит опасность, Гарри, — повторил Майкл. — Оставьте это дело.
— Если это и впрямь так опасно, — возразил я, — с какой тогда стати отец Винсент меня нанял?
— Фортхилл просил его не делать этого, — ответил Майкл. — Отец Винсент… разошелся с Фортхиллом во мнениях относительно того, как справляться со сверхъестественными делами.
Я поднялся:
— Майкл, я устал. Нет, правда, устал как собака.
— Гарри, — укоризненно произнес Майкл.
— Как собака, — повторил я. — Как последняя чертова собака. — Я шагнул к двери. — Я еду домой спать. Я подумаю об этом.
Майкл встал, и Широ тоже — оба стояли теперь и смотрели на меня.
— Гарри, — повторил Майкл, — вы мой друг. Вы спасали мне жизнь. Я назвал в вашу честь сына. Но прошу вас, держитесь подальше от этого дела. Ради меня, если не хотите ради себя.
— А если нет? — поинтересовался я.
— Тогда мне придется спасать вас от себя. Ради бога, Гарри, не доводите до этого.
Я повернулся и вышел, не попрощавшись.
Итак, в этом углу ринга — пропавшая плащаница (одна штука), один умерший совершенно непонятной, но от этого не менее мучительной смертью, один исполненный решимости, смертельно опасный вампирский нобль, три святых Рыцаря, двадцать девять падших ангелов и куропатка на грушевом дереве.
А в противоположном углу — один смертельно усталый, покрытый синяками и низкооплачиваемый профессиональный чародей, которому угрожают его же союзники и которого, похоже, вот-вот отправит в отставку бывшая подружка, променявшая его на Джона Кью Бубубу.
Да уж.
Нет, точно пора спать.
Глава 8