Лето

Мама рассказала мне, что, когда мы с К. были маленькими, она тоже как-то раз рявкнула на К. и К. с тех пор больше не показывалась. Это какая-то карма: я хочу общаться с К., а мои близкие на неё рявкают, и она уходит. Бабушка с дедушкой тоже на неё рявкали, наверное, и баба Беба. А про маму – я даже такого не помнила. Я думала, сейчас, во взрослом возрасте, можно всё исправить, начать общаться заново, но не тут-то было. Гоша рявкнул на неё, и теперь она может больше не показаться. Раз в тридцать лет она показывается, и кто-то из моих близких на неё рявкает, и она снова исчезает. Для меня гость – это святое, как для людоеда. И для меня очень важно, чтобы моим гостям было комфортно в моём обществе, чтобы они знали, что, пока они рядом со мной, их никто не обидит. Получается, что я не смогла обеспечить безопасность этого общения. Мы с К. могли дружить с детства, но этого не произошло, отчасти из-за моих взрослых, и сейчас просто даже удивительно, что Гоша продолжил эту линию поведения, как будто не судьба мне общаться с К. и кто-то всегда будет вмешиваться и всё портить. Все эти годы я чувствовала неловкость перед К., что что-то в наших отношениях в детстве (не без вмешательства моих близких) пошло не так, я хотела избавиться от этой неловкости, мне было очень важно хорошо, душевно пообщаться, но всё опять пошло не так, и неловкости стало только больше. Как будто это какой-то замкнутый круг судьбы.

Съездили на 69 км, там в здании детского сада происходило голосование. Гоша и мама проголосовали, мы с Егором ждали снаружи (я не могла голосовать, потому что не могла прикрепиться к участку из-за того, что не зарегистрирована на Госуслугах, для этого пришлось бы ехать специально в город, стоять очередь на почте), и тут начался дождь, и мы долго прятались от него под крышей в большой беседке на территории детского сада. Егор захотел какать, мама придерживала его в кустах под дождём и вся промокла. Гоша был доволен, что мы оставили кучу говна рядом с избирательным участком. Я никогда прежде не была в этой части 69 км, не знала, что там есть каменные жилые дома в несколько этажей, детский сад, детские площадки, утопающие в зелени. Должно быть, очень приятно жить в такой пятиэтажке, этаже на пятом, с видом на лес. Жить на даче и при этом в городском доме. Вернулись домой все замёрзшие, выпили коньяка.

Позвонила Гошина мама и сказала, что ходят слухи про ядерную катастрофу под Сестрорецком, якобы там взорвался какой-то экспериментальный реактор (откуда он там?), и теперь нужно есть жирную рыбу и принимать Омега-3, чтобы выводить радиацию. Но в интернете об этом почти ничего нет, только на нескольких помоечных сайтах об этом говорится одним и тем же текстом. Выглядит неубедительно, но сама наша готовность к тому, что в любой момент может произойти ядерная катастрофа и власти будут это скрывать, о многом говорит. О боязни атомной промышленности, страхе повторения Чернобыля, недоверии лицемерным властям, постоянном присутствии невидимой смерти рядом с нами, будь то радиация или коронавирус. И такое понимание: в случае чего никому нет дела до наших жизней.

22. Несотворённый сад. Цветы меона. Молекулярный эдем

На соседской половине участка видела расцветшие синие ирисы. Раньше у нас они тоже были. Невероятно красивые цветы, в детстве я любила подолгу их созерцать, вглядываться в них. А потом прочла сказку Германа Гессе «Ирис» про мальчика Ансельма, который подолгу смотрел на ирисы в материнском саду и видел внутри них таинственную дорогу к сердцу цветка, в бездонную глубь. Гессе писал: «Всякое явление на земле есть символ, и всякий символ есть открытые врата, через которые душа, если она к этому готова, может проникнуть в недра мира, где ты и я, день и ночь становятся едины». Ирис был такими вратами для Ансельма. Потом Ансельм повзрослел и перестал видеть материнский сад так, как видел его в детстве, грёзы и сказочные существа уже не сновали в глубь и из глуби чашечки ириса по тропинке среди золотого частокола, цветы стали для него немы, сад из огромного, бесконечного стал для него маленьким. Потом в жизни Ансельма появилась женщина по имени Ирис и напомнила ему о чём-то очень глубоком и утраченном. Эта женщина дала Ансельму задачу вспомнить, о чём ему напоминает её имя. Для Ансельма это был долгий путь, изменивший всю его жизнь, но в итоге он вспомнил, о чём всегда напоминал ему ирис, он снова увидел дорогу в сердце цветка, и он знал, что там обреталось то, что он искал. Потом он вошёл в ворота духов, и там была та самая тропа в недра, словно в чашечку огромного цветка. Он вошёл внутрь ириса, «и вновь пришёл к нему тот сон, который снился в детские годы, – что он идёт в чашечку цветка и вслед за ним идёт и летит весь мир картинок, чтобы кануть в тайная тайных, которая лежит за всеми картинками. Тихо-тихо запел Ансельм, и его тропа тихо спускалась вниз, на родину».