«Его внезапно овевало чем-то, как ветром в сентябрьское утро или туманом в апрельский день, он обонял некий запах, чувствовал некий вкус, испытывал смутные и хрупкие ощущения – кожей, глазами, сердцем, – и постепенно ему становилось ясно: давным-давно был день, синий и тёплый, либо холодный и серый, либо ещё какой-нибудь – но непременно был, – и сущность этого дня заключена в нём, тёмным воспоминанием осталась в нём навсегда. Тот весенний или зимний день, который он так отчётливо обонял и осязал, Ансельм не мог найти в действительном своём прошлом, к тому же не было никаких имён и чисел, может быть, это было в студенческие времена, а может быть, ещё в колыбели, но запах был с ним, и он чувствовал, что в нём живо нечто, о чём он не знал и чего не мог назвать и определить. Иногда ему казалось, будто эти воспоминания простираются за пределы этой жизни вспять, в предсуществование, хотя он и посмеивался над такими вещами».
«У него было такое чувство, словно он ждёт и прислушивается у полуоткрытой двери, за которой слышится дыхание отрадных тайн, но, едва только он начинал думать, что вот сейчас всё дастся ему и сбудется, дверь затворялась и ветер мира обдавал холодом его одиночество».
Для меня это потрясающие фрагменты, описывающие то неназываемое, что происходило со мной с детства. Это странное чувство, которое было важнее всего в мире, и я понимала это уже тогда. И выбрала идти за этим чувством, вслушиваться в него, посвятить ему свою жизнь, выбрала ещё тогда, в детстве. Это чувство, которое и сделало меня поэтом. Наверное, это и есть что-то, что превыше бытия, мимолётное касание не от мира сего, проблеск утраченной родины, болезненное движение в груди, птичий зов, скрип ставня в старом заброшенном доме, день, которого не было в прошлом.
Денис сказал: «Как же так, такие зайчики, белочки, а мир такое говно». А когда проснулся, это стало казаться странной, гипертрофированной, нелепой в своей сентиментальности мыслью. Но нельзя думать, что говорящие медведи из сказок и мультиков нереальны, а действительность реальна. Может, действительность – это ложь, картинки. Надо идти за говорящими медведями, созерцать детские книжки, вспоминать то, что будят в душе эти образы. Идти туда, куда ведут говорящие медведи, в чашечку ириса, они проведут. Подолгу смотреть на картинки в детских книжках. Они указывают на что-то более важное, более истинное, чем наша действительность. Надо вспоминать, вспоминать всё, что ты про них помнишь, про мир говорящих медведей, собирать воспоминания по крупицам, идти туда глубже и глубже. Медведи ведут в чашечку ириса, на Родину. Если вспоминать их, вспоминать то, что они будят в душе, – понемножку будет открываться меон, его жизнь. Надо идти за говорящими медведями, в скрытую жизнь меона.
Один наш близкий друг, не буду уточнять кто, был членом избирательной комиссии на голосовании. Вот что он рассказывает: были масштабные фальсификации, но он ничего не смог поделать. Было ничего не доказать, а если бы он стал выступать, его с ментами и со скандалом выдворили бы, а судиться потом из-за всей этой ситуации он не был готов. Вся комиссия, кроме него, состояла из единодушных людей, которые постоянно говорили, что те, кто голосует против, – враги народа, предатели родины, у них капиталы за границей, и относились к ним как к нелюдям. Нашему другу тоже пытались промывать мозги. Были уже готовые коробки, в которых было больше тысячи бюллетеней, все «за», якобы с надомного голосования, но явная фальсификация. Наш друг также видел, как бюллетени из пачки «против» перекладывали в пачку «за». Всё, что он смог сделать, – это проследить, чтобы в тот день, когда он работал, те бюллетени, которые он сам выдавал, 192 голоса против, были учтены, он их спас. А выступить в одиночку против комиссии он не решился, а те, кто был в такой же ситуации, один против комиссии, и решился выступить, – получили неприятности. Одного такого прямо с участка забрали в армию, другого посадили в обезьянник, у третьего вдруг заподозрили ковид и отправили в обсерватор, четвёртого вообще похитили на время какие-то гопники.
В группе нашего посёлка ВКонтакте одна девушка написала: «Я голосовала сегодня на участке около 69 км, “против”, в итоговом протоколе стоит, что “за” проголосовало 296 и “против” 2 человека. Напишите, пожалуйста, кто был тем вторым». В ответ на неё полились помои, под её записью развилось бурное обсуждение, и ещё человек тридцать написали, что тоже голосовали против. Их голоса украдены, в итоговом протоколе только двое. Значит, голоса мамы и Гоши, голосовавших на этом участке, тоже украдены.