Лето придёт во сне. Запад

Пейзаж был, несомненно, тайгой, хоть ещё и не моей. Моя тайга выглядела иначе. Она, состоящая в основном из хвойных деревьев; вековых елей, сосен, кедров, пихты – переливалась приглушенными тёмно-зелёными и лиловыми тонами. Здесь же лесной массив был куда пестрее: его разбавляли белые стволы берёз и светло-зелёный покров лиственниц, а лучи встающего солнца пробивались сквозь не слишком густые кроны и рассыпали тысячи зайчиков по траве и кустарнику, придавая картине воздушность и прозрачность. Но всё равно это была уже настоящая тайга, бесконечная и дремучая.

– Нет, не плачу, – ответила я на вопрос Яринки и не соврала.

Я не плакала – я беззвучно смеялась, прижимая руку ко рту и вздрагивая плечами, не зная, как иначе дать выход охватившим меня эмоциям. Слишком неожиданной оказалась эта встреча: я проснулась на рассвете, поднялась, ещё почти дремлющая вышла из купе и сразу увидела тайгу. Она была совсем рядом, проносилась за вагонными окнами, в приветствии протягивая ко мне многочисленные руки ветвей. Я не знала, где мы сейчас находимся, через какие края проезжаем: последнее, что запомнилось перед погружением в сон – постепенно исчезающие в сумерках поля и перелески Тюменской области. Но мы уже наверняка были в Сибири – и продолжали двигаться на восток, в сторону огромного Красноярского края.

– Тайга, – сказала я Яринке, не зная, как ещё объяснить свой нервный смех, похожий на рыдания. – Тайга!

Но подруга, как всегда, поняла меня. Обняла одной рукой, прижалась, и несколько молчаливых минут мы вдвоём любовались проносящимся мимо бесконечным лесным пейзажем.

За спиной щёлкнула, открываясь, дверь купе, и выглянул заспанный Дэн. Упёрся в меня тревожным взглядом.

– Дайка?

– Я здесь, – поспешила ответить я. – Всё в порядке, сейчас приду.

Дэн кивнул и исчез, а Яринка радостно шепнула:

– Беспокоится! Почувствовал, что тебя нет рядом – сразу проснулся.

Я сумела только неловко кивнуть и поспешила снова отвернуться к окну, пряча счастливую улыбку, машинально прижимая руку к животу под солнечным сплетением, где с позавчерашней ночи угнездилось ровное приятное тепло. То самое тепло, которого все эти годы мне так не хватало – маленький кусочек моего долгожданного лета.

Но когда мне удавалось скрыть что-то от Яринки?

– Ну расскажи уже! – простонала она. – Целовались?

Я чуть помедлила с ответом. До сих пор мне были известны другие поцелуи. Настойчивые и бесцеремонные поцелуи Ральфа Доннела. С Дэном всё оказалось совсем не так. Он не проталкивал свой язык между моими губами, не клал по-хозяйски ладонь мне на затылок, фиксируя в удобном для себя положении, не запрокидывал мою голову назад до ломоты в шее. Дэн делал всё слишком бережно, слишком нежно, его прикосновения казались зыбкими, и для того чтобы убедиться в их реальности, хотелось уже самой прикасаться, прижиматься, ловить губами губы, стараясь удержать и продлить мгновения воздушной близости.

– Целовались, – ответила я Яринке и не сумела сдержать волнительного вздоха – слишком живы были воспоминания.

Подруга заметила это, расцвела и уточнила:

– Только целовались?

Только целовались. И это тоже было необычно, потому что с Ральфом у нас за поцелуями всегда следовал секс. Но Дэн даже не пробовал меня трогать нигде, кроме лица и волос, по которым он раз за разом проводил кончиками пальцев, словно желая убедиться, что я действительно здесь, с ним. Сколько продолжались эти невесомые поцелуи и прикосновения на тесной купейной полке? Я не помню. Я не помню даже, как мы уснули – только то, что сон мой тоже был невесомым и воздушным. А первое, что я увидела утром – длинные ресницы Дэна прямо у себя перед глазами. И, словно почувствовав мой взгляд, они затрепетали, поднялись…

Тепло в животе усилилось, начало распространяться по всему телу, и у меня снова сбилось дыхание.

– Ууу, подружка, – протянула Яринка, глядя на меня с весёлым изумлением, – Да ты вляпалась!

Это точно. Начиная с нашего первого совместного пробуждения, мы с Дэном не расставались. В соседнее купе к остальным пришли вместе, в Тюмени на перрон сошли вместе, сотовые телефоны покупали вместе, в вагон-ресторан ходили вместе, а на следующую ночь ушли спать – тоже вместе. Жаль, что целоваться в темноте на этот раз не получилось: Белёсый никак не хотел засыпать, не гасил свет у себя над верхней полкой, ворочался и вздыхал. Он был очень недоволен тем, что теперь связь с Михаилом Юрьевичем есть не только у него, а почти все деньги, выданные нам на дорогу, потрачены. Но я чувствовала, что мы всё сделали правильно. Телефоны были необходимы, возможность связаться друг с другом в любой момент была необходима. Что бы там ни задумали лидеры сопротивления, какие бы планы ни строили на эту поездку, я не позволю им себя контролировать. Нет во мне пока той преданности делу, которая диктует Дэну смириться с чем угодно, что только может пойти на пользу Летним.