Лето прошло

Машка не выходила, и мужчина продолжал отхлебывать, взывать и рассказывать – то громко, в расчете на Машку, то тихо, для себя. О том, как когда-то учился в Институте стран Азии и Африки. Как через рабфак попал аж на японский язык. «Ты можешь своими куриными мозгами понять, что это было такое – японский язык! Из Подмосковья! С папой прорабом и мамой бухгалтером». Рассказывал о девушке Лиде. Какая она была красивая, добрая. Принцесса! «Не чета тебе, корова». И из какой семьи! Богатой, известной. Как она его любила! Как он ее любил! «Это с тобой трахаться – как с табуреткой». Она поехала на стажировку в Японию, а его не послали, хотя оба учились неважно. Как он ее ждал! Собирались пожениться. Но ее родители забили тревогу – неровня! Быстренько познакомили дочку с неким «х*** с горы» из хорошей семьи да и сосватали. Но он ее не осуждает. «И ты не смей. Ты грязь перед ней». Оставалось-то – один год доучиться. А ему все опостылело. Перестал ездить в институт. Колол однажды дрова, газа-то здесь тогда не было. Как во сне, тяпнул себя по руке. Хорошо хоть, не отрубил. Лечился. Стало совсем тошно. Остался без диплома, без всего. «Ну, что молчишь? Скажи, скажи, что я тряпка. Боишься, что в глаз дам? Правильно боишься».

Допил бутылку, замолчал. Стало хорошо, и в тело мягко зашла давняя любовь – прекрасная и тревожная, от которой рукой подать до счастья. Чуть-чуть, и оно наступит, и он вознесется из приземистого деревенского дома в теплый, светлый, удобно устроенный мир высоких потолков.

В то же самое время в квартире сценариста Рогова в своей маленькой комнате сидел Юра и слушал музыку. Услышав, что мать и отчим идут спать, он приглушил звук, хотя их спальня была через гостиную. Pink Martini – написано на голубой обложке диска в его руке. Странная музыка. Сладкое старье. Дурман, заклинания с чужой планеты. Музыкой он никогда не интересовался. Один раз сказал наобум, что ему нравится Тимберлейк, и услышал в ответ: «Тебе что, пятьдесят?» Если кто-то рядом говорил: «Здорово!», то и он кивал головой. «Здорово!» могли сказать о привычной музыке, ради которой не приходилось себя перебарывать. А эта была сродни переливанию донорской крови.

Несколько дней назад в салон мобильной связи, где Юра подрабатывал после института, зашла тонкая черноглазая темноволосая девушка в плотных черных колготах и очень короткой блестящей коричневой шубке, сразу образовав горло воронки, в которую начал проваливаться Юра, даже не попытавшийся зацепиться за края. «Закрой рот!» – сказал ему, ухмыльнувшись, Леша. Девушка очень уверенно осмотрелась, вынула руки из карманов, выронила перчатки, покраснела, подняла и направилась, как слепая, к пустому прилавку между Юрой и Лешей. Леша выразительно взглянул на Юру и шумно втянул воздух через нос. Девушка беспомощно посмотрела на Лешу. Потом на Юру. Он ей улыбнулся. Шаг к нему: «Я хочу купить… симку, сим-карту».

Сидя напротив Юры, вертела головой, горбилась, выпрямлялась, морщила губы, хваталась за воротник шубки, накручивала на палец волнистую прядь волос, упиралась надменным взглядом в стену, беспомощно улыбалась, долго искала паспорт, ничего не понимала в тарифах и затягивала, затягивала Андрея все глубже в бездонный колодец.

«Симпатичный скелетик! – сказал Леша, когда она ушла. – Это ж надо, при таких ножках-палочках – мини! Чудачка какая-то. Или сумасшедшая. Не то еврейка, не то кавказка». О чем это он? Юра увидел только стройность ног и блеск черных глаз.

Юра трясущимися руками, оглядываясь на занятого клиентом Лешу, переписал на листок бумаги из договора ее имя и адрес. Стелла Борисовна Хаимова.

Она не просто сказала ему: «Спасибо, Юрий» (посмотрев на карточку на его груди), не просто улыбнулась. Она дала ему знак. Он пойдет до конца. На Интернет мало надежды. Но у него есть адрес. Страшно, унизительно, но ему придется отправиться на другой конец Москвы и подойти к ее подъезду.

Он приехал домой и был с матерью, с отчимом, с его рассказом об «Американской трагедии», со шницелем. И в салоне мобильной связи – с ней.

За компьютер сел безнадежно-спокойно. Просто надо было что-то делать. Он очень быстро нашел ее в Facebook. Стелла Борисовна Хаимова. Она. И фотография. Как будто ради него одного. Анкета. All the towers of ivory are crumbling/ And the swallows have sharpened their beaks/ This is the time of our great undoing/ This is that time I’ll come running/ Straight to you. Что-то очень умное. Потом попробовать перевести со словарем. Знание языков: русский, английский, французский. Юра поменял свою фотографию на более достойную – в пуловере с треугольным вырезом и белой рубашке. На следующий день она ответила: «Конечно, помню, Юра».