Лето прошло

– Так как же ты узнал? Все так неожиданно. Вадик мне только в общих чертах…

Все она прекрасно знает! И давно – от Киры. А Вадик, можно не сомневаться, ей позвонил сразу же после того, как Митя кинулся к нему, чтобы выплеснуть из себя ядовитую тоску. Чтобы поделиться – обманутый с обманщиком. И зачем он только сюда приехал? Предает и Катю, и себя. Но жить внутри собственной черепной коробки больше не было сил, и Митя с отвращением начал рассказывать.

О том, как, исстрадавшись, позвонил Кире, как та с готовностью поведала, что уже месяца три у Кати «что-то» с одним из постоянных клиентов. Что все в салоне в курсе. Что в тот вечер, на который Кира намекала у Потаповых, она случайно увидела Катю с «ним» в «Ванили». «Ну, ты же знаешь, у них там у окон сидят, как в аквариуме». Тут Инна лицемерно застонала:

– Я ведь ей говорила попридержать язык, вот свинья!

И так он рассказывал, легче не становилось, а когда дошел до злобного женского голоса в трубке, Инна испугалась:

– Перестань, остановись! Тебя того и гляди удар хватит. Все, сейчас проведу с тобой сеанс шоковой терапии. Через полчаса станешь другим человеком. Только вот что… Не подумай, будто я по злобе хочу тебя заставить кого-нибудь разлюбить или даже возненавидеть. Ни в коем случае! Наоборот! Продолжай любить того, кого любишь. Но – немножко по-другому. Это не значит – слабее. А именно – по-другому. Но сначала нам с тобой надо успокоиться. Ты посмотри, какой коньяк!

Инна жестом фокусника указала на пузатую бутылку, которую Митя до этого не замечал.

Мите чуть полегчало. Он и вправду почувствовал себя на приеме врача, готового произвести над ним болезненные, но спасительные манипуляции. А коньяк – обезболивающее.

– Ну, так-то лучше. Начнем. М-м-м… Митя, я тебя очень люблю, желаю тебе только добра… Кира, конечно, мерзавка, она и вам завидует, и нам с Вадиком. Но в чем-то она права. Насчет твоего идеализма. А он у тебя не простой, а избирательный. Ты создал пантеон, поместил туда пару людей и себя самого и ему молишься, а все, что за его стенами, презираешь. А главное божество – бабушка. Да не делай ты такое лицо! Я ведь свою тоже похоронила, а плакала по ней меньше, чем по твоей. Прекрасный, удивительный человек. Кто спорит. И тебя она боготворила. Я же с ней много раз разговаривала. По телефону. Но, спрашивается, почему столь замечательная старушка не подарила тебе свою квартиру и в результате все отошло твоему милому папочке? Не успела? А надо было успеть. Была бы однокомнатная, маленькая, но своя. И ты хорош. Ты ж все равно мог претендовать на какие-то крохи. Как обязательный наследник. Ну да, твои родители не были расписаны, отец не указан в свидетельстве о рождении. Но надо было бороться, по суду признать отцовство. Вадик до сих пор удивляется. Обязали бы опять же по суду папашу расплатиться, продать квартиру. Так нет, ты ж такой благородный, не от мира сего. А кстати, папочка… Сколько раз он с тобой виделся, пока была жива бабушка? Раза два в год, да и то по ее напоминанию. А теперь и совсем пропал. А ее послушать: чудесный, тонкий, талантливый, но несчастный. Жизнь не сложилась, видите ли. Я как-то не выдержала: какой, говорю, чудесный, если мать и сына знать не хочет. А она мне так надменно: мол, это высшие материи, вам недоступные. Между прочим, Кате твоя пассивность в истории с квартирой крайне не нравится. Просто она тебя любит и поэтому помалкивает.

Ну что Инна знала? Ведь бабушка мучилась, мучилась. И сказала один раз: «Прости меня, Митя, но есть ситуации, как в „Вишневом саду“, – знаешь, что надо рубить, и не можешь». Но, с другой стороны, оказаться без квартиры на втором курсе! Дежурить по ночам в больнице, засыпать на занятиях. И кольнуло, как тогда, после похорон: а ведь отца она любила больше, чем меня. Просто жить с ним не могла, выгнала скитаться по коммуналкам и женщинам и после смерти вину свою перед ним загладила. И на него же, на отца, переложила ответственность. А тот, отводя глаза, – на очередную сожительницу. Но Катя, Катя!.. Она ж не раз повторяла: «Пускай подавятся этой квартирой. Ты все сделал правильно».

– И мать твою она примерно так же расписывала. Красавица, умница, из прекрасной семьи. Но, понимаешь ли, не повезло с окружением. Золотая молодежь! А то, что распрекрасная царевна спилась, искололась, на сына наплевала и в тридцать лет загнулась от инсульта – это ничего! И ты за бабушкой в ту же дуду – бедная мама! И бедный папа – живет, видишь ли, с бабой, которая его бьет, в твоей, в сущности, квартире. И – о тебе якобы не забыл, а стыдно ему, потому и не объявляется.

У бабушки на комоде – фотография молодых мужчины и женщины. Щека к щеке, плечо к плечу. Ироничная любовь. До четырех лет Митя жил с отцом и матерью в огромной генеральской квартире. Потом мама умерла, и те бабушка и дедушка выгнали отца, это исчадие ада, погубившее их дочь, а заодно с ним вышвырнули и внука.

– Ты хоть понял, куда я клоню? Люби, люби ты их всех, ради бога, но… с поправкой.