Тогда Слава Господа явилась народу, и Бог сказал Моисею: «Сколько будут раздражать Меня этот народ? Я уничтожу его язвой и истреблю его, а от тебя произведу новый народ, сильнее этого». Но Моисей упросил Господа пощадить народ ради Самого Себя. И Творец простил их ради молитв Пророка. Но тот, кто взбунтовался против Него, умрет в пустыне. В Землю Обетованную войдут только Халев и Иисус, которые повиновались Ему.
И тотчас наказание Бога обрушилось на нечестивцев. Огонь сжег тех разведчиков, которые смутили дух народа. И Господь, опираясь на собственные слова бунтовщиков, изрек им Свой приговор:
Но народ вновь решил противиться Богу. Теперь, ссылаясь на предыдущее повеление Господа, они решили штурмовать с юга Землю Обетованною и, конечно, были разгромлены. Амаликитяне вместе с хананеями, с которыми они, несмотря на разницу в происхождении, вступили в союз, разгромили евреев и гнали их до спуска с горы, до места, позднее названного Хорма. А Моисей с ковчегом оставался в стане, не желая участвовать в богопротивной авантюре. Здесь урок для нас. Мы часто желаем для оправдания своих дел, противных совести, заручиться поддержкой того или другого авторитета. Но, как и в случае с евреями, Бог не окажет помощи тем, кто противится Его воле, хотя бы мы и пытались заключить сделку с совестью.
Убедившись на собственном скорбном примере в том, что они ничего не могут без помощи Господа, евреи вынуждены были вернуться в пустыню и поселиться в оазисе Кадес Варни. Сейчас это место расположено на границе между Египтом и Израилем. Там они провели тридцать восемь лет.
Глава шестнадцатая. Восстание Корея, Дафана и Авирона
Ко времени пребывания евреев в Кадесе относится одно из самых больших восстаний против Моисея, которым руководили Корей, Дафан и Авирон. Главным лозунгом их было требование всеобщего священства. Они говорили:
И вот, в ответ на требование мятежников Господь показал Свою славу и силу. Главари восстания заживо сошли в ад, и там до сих пор пребывают, находясь в вековечной тоске. Ад Ветхого Завета – это «обиталище тьмы и смертной тени; он скорее место безумной тоски, чем заслуженного наказания, мрачный шеол, место безысходного развоплощения, едва тронутое тусклым скользящим лучом не взошедшего пока Солнца, лучом надежд и упований, пока не исполненных. Так проявлялась онтологическая немощь души, терявшей в смертном разлучении способность быть энтелехией своего тела – бессилие падшей, уязвленной природы».