Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

– Не знаю, – ответил Рыжебородый, обхватив себя руками, стараясь уменьшиться. – Мне страшно.

– Чего?

– Всего.

– Пойдем, – сказал Кляйнцайт. – Я куплю тебе кофе и фруктовых булочек.

Рыжебородый вышел следом за ним на улицу, попрежнему маленький на вид.

– Не нужно фруктовых булочек, спасибо, – сказал он в кофейне. – Нет аппетита. – Пока пил кофе, он нервно озирался. – Лампы здесь, похоже, недостаточно яркие, – проговорил он. – А на улице так темно. Обычно ночи выглядят ярче, когда горят фонари и все такое.

– Иные ночи темнее других, – сказал Кляйнцайт.

Рыжебородый кивнул, втянул голову в плечи, ежась прочь от ночи за окном.

– Ты только игрой на улице живешь? – спросил Кляйнцайт.

Рыжебородый кивнул.

– В основном, – ответил он. – Ну и плюс тибрю коекакую бакалею да всякое там и сям. На ногах, знаешь. – Он еще несколько раз кивнул, покачал головой, пожал плечами.

– Желтая бумага, – сказал Кляйнцайт, – она особого сорта? Где ты ее берешь?

– В «Раймене». 64 ми2ла, сильно проклеенная, толстая с жестким обрезом по DIN[29], формат А4. Для копировальных аппаратов, говорится на упаковке. Оставил бы ты это дело, знаешь. Не с чем тут возиться.

– Однако многие обязаны, – ответил Кляйнцайт. – Люди в конторах. Если это бумага для копирования, ее все время используют для изготовления копий, я бы решил.

– Изготовление копий! – произнес Рыжебородый. – Как раз это и не опасно. Слушай, я хочу тебе об этом рассказать…

– Нет, – сказал Кляйнцайт, – ни в коем случае. – Он не ожидал, что скажет так. На миг лампы и ему показались недостаточно яркими. – Я не хочу знать. Это не важно, никакой разницы не составит.

– Как угодно, – сказал Рыжебородый. Он обернулся снова глянуть в окно. – Где я сегодня буду ночевать? – спросил он. – Я уже отвык спать под открытым небом.

Кляйнцайт чуть не расплакался, так жаль ему вдруг стало Рыжебородого. Он видел, что тому страшно даже на улицу выйти, какое там спать на свежем воздухе.

– У меня, – услышал он свой голос. Странно, что в последнее время он совсем не думал о своей квартире, не наведывался туда, когда уходил из больницы. Его квартира. Одежда на вешалках, вещи в выдвижных ящиках. Крем для обуви, мыло, полотенца. Безмолвное радио. Всячина, потихоньку отращивающая бороды в холодильнике, и никто не откроет дверцу, не заставит зажечься свет. Хорошо, что в аквариуме нет рыбок, лишь фарфоровая русалка. Он услышал звяк ключа о столешницу, увидел, как ключ туда кладет рука, услышал, как сам сообщает адрес. – Ключ положишь в почтовый ящик, когда будешь уходить, – сказал он. – У меня в кармане запасной.

– Спасибо, – сказал Рыжебородый.

Кляйнцайт думал о своем аквариуме, как колышутся растения и на камешках мерцает зеленый морской свет, когда зажгут лампочку, как размеренно гудит и булькает система насоса и фильтра, как пусто и таинственно улыбается соблазнительная фарфоровая русалка. Он установил аквариум вскоре после того, как въехал, но запустить туда рыбок так и не собрался.

– Пожалуйста, – ответил он, заметил, что говорит с пустым стулом. Что я наделал? – подумал он. Он же все там украдет. Он ведь не знает, что я в Лазарете. Останется ли он больше чем на одну ночь?

Кляйнцайт вышел на улицу. Тут и впрямь было слишком темно, должно быть светлее. Всего меньше, подумал он. Происходит постоянное сокращение. На ходу он смотрел вниз на стальные плиты разных размеров и рисунков, вделанные в мостовую, спокойно отражавшие голубой свет уличных фонарей. Газовое Управление Северной Темзы. Телефоны Почты. Ни одна не гласила «Кляйнцайт».

Он спустился в Подземку, вернулся домой к Сестре, гордо отомкнул дверь ключом, который она ему дала, зажег газовый огонь, вздохнул с удобством. Ванная пахла голой Сестрой. Когда он глянул в зеркало, перед ним и его лицом встали Гипотенектомия, Асимптоктомия и Стреттоктомия. О Боже, произнес он.

Бог слушает, отозвался Бог. Прошу заметить, ответил я, а не Шива.

Я заметил, сказал Кляйнцайт. Слушай, что мне делать?

Насчет чего? – спросил Бог.

Сам знаешь, сказал Кляйнцайт. Все это в больнице. Операция.

Так, сказал Бог. Дихотомия, по-моему? Извини, я, кажется, забыл, как тебя зовут.

Кляйнцайт, сказал Кляйнцайт. Гипотенектомия, Асимптоктомия, Стреттоктомия.

Подумать только, сказал Бог. Да они намерены кучу всего у тебя оттяпать.

Это все, что ты можешь сказать? – спросил Кляйнцайт.

Ну, Кранкхайт, старина…

Кляйнцайт, сказал Кляйнцайт.

Вполне. Кляйнцайт. Это, конечно, твое дело, но на твоем месте я б не стал морочиться.

Не делать операцию, в смысле?

Именно.

А если у меня заболит сильнее и прочее?

Ох, я бы решил, что все это у тебя будет и так, что с операцией, что без. Это постепенный процесс распадения на части. Энтропия и все такое. Никто ж вечно не живет, знаешь, даже Я. Тебе лишь нужен предмет интереса. Найди себе подружку.

Уже нашел, сказал Кляйнцайт.

То, что надо. Займись глокеншпилем.

И это уже, сказал Кляйнцайт.

Ну что ж, сказал Бог. Вот, пожалуйста. Крутани-ка желтой бумагой. Держи меня в курсе, Клеммрайх, будь добр.

Кляйнцайт, сказал Кляйнцайт.

Конечно, сказал Бог. Вообще не стесняйся, если я смогу как-то помочь.