Лев Майсура

Хайдар Али, напрягая остатки сил, слушал, как мунши читает только что продиктованное им письмо. Правитель Майсура был неграмотен. Сын профессионального военного, которому приходилось кочевать от одного деканского владыки к другому в поисках работы и хлеба, Хайдар Али так и не научился грамоте, хотя свободно говорил на нескольких языках Южной Индии. За вольные или невольные ошибки его мунши расплачивались головой.

— Так. Все правильно, — прослушав письмо, сказал Хайдар Али. — Готовы ли гонец и конвой?

Словно в ответ на его слова из-за полога появился начальник конвоя — молодой майсурец в квадратном кавалерийском шлеме с железной сеткой по бокам. За спиной начальника был крепко прилажен круглый щит, за поясом блестели пистолеты и кинжал.

— Береги харкару пуще глаза, сынок, — сказал ему Хайдар. — Не жалея верблюда и коней, птицами летите к Малабару.

— Будет исполнено, джахан панах!

Аббас Али и начальник конвоя покинули шатер. Они не видели, что Хайдар Али снова впал в беспамятство.

Выйдя из шатра, Аббас Али поднял фонарь. Из темноты выступили надменная верблюжья морда, уздечка с красными кистями, широкая узорчатая попона. На верблюде сидел смуглолицый майсурец, вооруженный длинной пикой и саблей.

— Хорошо ли отдохнул твой верблюд?

Харкара сверкнул зубами.

— Да, сааб. Он побежит, как сам шайтан.

Аббас Али протянул харкаре пакет, и тот, с поклоном приняв его, заботливо уложил в кожаную сумку по соседству с притороченной к седлу саблей.

— Дело государственной важности. Передашь письмо в руки самому Типу Султану. Понял?

— Не впервые, Аббас-сахиб, — подбирая поводья, с достоинством ответил харкара. — Глаз не сомкну, пока он не получит депешу.

Харкара тронул верблюда и исчез в предрассветной тьме. За ним двинулся отряд отборных соваров-гвардейцев. Мягкий топот коней вскоре затих на западе, не потревожив лагеря, — немало отрядов уходило каждую ночь.

Аббас Али, понурившись, стоял у шатра и мысленно представлял себе долгий путь харкары. Вначале ему предстояло подняться по склонам Восточных Гат до плоской каменной груди Декана. Дальше долгий бег поперек всего полуострова. Потом кручи Западных Гат с их дремучими лесами, в которых обитают полудикие малабарские племена. Харкара должен был иглой пройти сквозь все преграды на пути к синим водам Аравийского моря, на берегах которого Типу ведет борьбу с ангрезами, вторгшимися в западные владения Майсура.

В шатре ярче вспыхнули светильники. По полотняным стенам замелькали расплывчатые тени. «Не умирает ли Хайдар Али!» — подумал Аббас Али. Вздохнув, он поспешил обратно в шатер, уверенный в том, что харкара сумеет распутать петли длинной и опасной дороги.

На базаре

На другое утро бхат пошел с племянником на базар искать попутчиков до Шрирангапаттинама. Джукдар Хамид, Садык и остальные совары еще затемно отправились в дозор. Им предстояло целый день рыскать на конях вокруг лагеря и всматриваться с бугров в синюю даль: не крадется ли где вражеский лазутчик, не подымает ли на горизонте столбы пыли вражеская пехота?

На пути к базару Хасан без конца прикладывался к кожаной фляге. И все из-за чатни[48], который оставил им позавтракать джукдар. Чатни был так наперчен, что в животе у Хасана полыхал огонь. Бхат с усмешкой поглядывал на племянника.

— Любишь перец, Хасан?

— Ага, люблю, — соврал Хасан.

— Знаешь, почему ест его народ?

Хасан решил отмолчаться. Кто его знает — почему ест перец народ. Дядя говорлив — другим рта раскрыть не даст. Сам и ответит на свой вопрос.

— Не знаешь, стало быть? Так вот. В старину, говорят, народ что хотел, то и ел. А нынче — другая жизнь. И гостеприимство старинное вывелось. Ждет, положим, хозяин гостей. Ожидал дюжину, а явились две. Всякому задаром поесть охота. Гостей не прогонишь. Бежит тогда хозяин на кухню и шепчет своему хансаману[49]: «Вали, брат, в котел перцу, да побольше! Он съесть много не даст!» Так вот, кормили-кормили друг друга перцем, да и привыкли к нему!

Хасан фыркнул. А бхат закинул торбу на плечо и потянул племянника в самую гущу базара.

— Народу-то сколько! — радовался бхат, протискиваясь сквозь толпу, которая запрудила большое поле у края лагеря. — Берегись, Хасан! Потеряешься — пропадешь!

Хасан крепко ухватился за конец дядиной рубахи. Так надежней. Теперь можно без опаски глазеть по сторонам. Весело здороваясь и перекликаясь со старыми знакомыми, бхат расспрашивал их, не идет ли кто вскоре в столицу. Когда попутчики нашлись, бхат уговорился с ними и пошел по торговым рядам поглядеть, что продают и почем.

Базар был полон всевозможных товаров. Под рогожными навесами торговцы разложили на земле груды красного перца и всяческой зелени, горки апельсинов, гранатов и манго. Нахваливали свой товар корзинщики из касты бхатта. Продавцы гура[50] отгоняли мух от желтых сладких кусков.

— Набегай, налетай, расхватывай! — кричали они. — А то вдруг подорожает гур!

Ближе к середине базара пошли добротные палатки богатых купцов.