Читаем Лев Спарты полностью

Мы дошли от Спарты до Фермопил за три дня. Мы перевалили через горы и пересекли иссушенные солнцем равнины. Прохладный воздух поросших лесом долин казался нам благословенным; каменистые горные склоны были проклятьем для наших ног. Отдыхали мало. Нас подстегивала мысль о том, что Ксеркс мог послать вперед войска, которые успеют занять проход раньше нас. И мы опоздаем. Встретившись с ним на открытой равнине, мы бы дорого отдали свои жизни, но эта сделка не была бы выгодной для Греции.

На марше к нам присоединялись другие. Прошел слух, а следуя инструкциям, полученным от Леонида, я сам выступил в роли организатора распространения этого слуха, что мы – всего лишь авангард основных сил Спарты. Вот все и спешили пополнить наши ряды. Из городов Аркадии, из Коринфа и Микен собирали мы гоплитов и их слуг. При приближении к цели нашего похода к колонне примкнули обитатели Фокиды и Локриды, намеревавшиеся защищать свою землю, лежащую на пути царя Персии.

Наши прекрасные красные плащи покрылись пылью. Многие вьючные животные пали, а некоторых пришлось оставить по дороге. Илоты по ночам уползали из лагеря, и кое-кто из них не вернулся. Но мы продолжали идти. Когда наши ноги немели от усталости, мы по-прежнему посылали их вперед; со временем нам стало казаться, что мы уже никогда не сможем остановиться. Наши лица опухли от солнца и укусов насекомых, но мы продолжали смотреть вперед, видя еще один ручей, который нужно перейти, раскалившуюся на солнце равнину или холмистую гряду, через которую нужно перевалить.

И только когда мы потеряли способность о чем-либо думать и что-либо ощущать, перед нами открылась прибрежная равнина. Мы спускались по Локриде к мерцающей воде. На другой стороне пролива, в десяти милях от нас, из тумана в небо поднимались темно-бурые скалы Эвбеи.

Леонид, Агафон и Пентей шли во главе колонны. Они задавали темп, и они сохранили его даже тогда, когда мы пошли по прибрежному песку.

– Если мы будем идти всю ночь, – произнес Агафон резким хриплым голосом, – то достигнем Фермопил на рассвете.

Мы развернулись и направились вдоль кромки воды, утоляя жажду и подставляя лицо легкому освежающему бризу. Ослепительное отражение солнца заставило нас отвернуть головы и смотреть на сгорбленные дикие горы.

Насмотревшись по дороге на угрюмые пейзажи, Леонид снова свернул к морю и прикрыл от солнца глаза. И рассмотрел неясный силуэт триремы, а потом и более близкие очертания лодки, увлекаемой гребцами к берегу.

Леонид поднял руку. Приказ прокатился по колонне, и силы греков остановились.

Царь прокричал:

– Всем отдыхать до заката!

Колонна распалась. От нее отделялись различные отряды, звучали резкие команды. Счастливчики бежали к воде, на бегу стаскивая одежду; их товарищи, криво улыбаясь, остались стоять в охранении. Через несколько секунд вода почернела от мелькающих голов и, подобные восторженному визгу мальчишек, крики разнеслись над морской поверхностью. Илоты подтащили некоторых вьючных животных к воде, но многие из них падали на колени и не могли осилить последние несколько ярдов.

Лодка приближалась к берегу. Несколько воинов, протерев от воды глаза, ухватились за борта и протащили ее вперед таким образом, что человек на носу смог спрыгнуть на сухую землю.

Этим человеком был афинянин Фемистокл. Он и Леонид обменялись крепким рукопожатием и быстро обнялись, влекомые обоюдным доверием и приязнью. Потом афинянин произнес:

– Выглядишь уставшим, Леонид. Быть может, это неподходящий момент для разговора.

– Скоро у нас вообще не останется времени на болтовню. Пойдем сядем на песке, и ты расскажешь мне новости.

Они прошли к полоске песка и сели, прислонившись спинами к камням. Илоты принесли хлеб и оливки. Агафон и Пентей расположились неподалеку на тот случай, если они срочно понадобятся. С полным ртом, Фемистокл начал чертить пальцем на сыром песке.

– Это конечно не такая красивая карта, как в Коринфе, – он скорчил гримасу, – но она нас устроит.

Секунду или две он жевал, а потом ткнул пальцем в нижнюю линию своего рисунка.

– Это Фермопилы.

Наш флот стоит на якоре у Артемисия… вот здесь… прикрывая пролив и защищая твой правый фланг. Персидский флот – здесь, в Пагасейском заливе.

Леонид внимательно смотрел на грубые очертания.

– Большой?

– Говорят – около двенадцати сотен боевых трирем и множество кораблей поменьше.

– А твои силы?

– Двести семьдесят трирем, более половины из них – афинские. Но в узких водах мы сможем постоять за себя. Фемистокл посмотрел на воду, словно расставляя в мыслях свои корабли в боевой порядок. – Какими силами ты располагаешь на земле?

– Три сотни человек моей личной охраны, – спокойно произнес Леонид.

– Это все?

– Остальные последуют за нами, – ответил Леонид, – сразу же по окончании праздников.

– Праздников? – отозвался эхом Фемистокл. – Мне это кое-что напоминает…

– На этот раз опасаться нечего. Мы представляем собой авангард, и многие присоединились к нам по пути.

Фемистокл кивнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза