«Лев Толстой очень любил детей...»

Допрашиваемые часто ссылались на умерших и уехавших в эмиграцию. Некритическое отношение к подобным показаниям приведет к далеким от реальности реконструкциям.

Думаю, уже всем понятно, к чему ведут мои примеры. Изучение Самиздата будет эффективнее, если к архивно-библиографическим методам удастся подключить еще один важнейший для Самиздата источник — живую человеческую память. Мое утверждение ни в коем случае не означает порочности или исчерпанности проверенных веками методов. Вовсе нет. Они успешно применяются российскими и зарубежными исследователями[67]. Тем не менее, есть причины, чтобы привлечь внимание к научной инновации, которая особенно близка этой части книги о «Веселых ребятах».

Речь идет о международной исследовательской инициативе «Сохраним память о Самиздате»[68]. Ее инновационное ядро — первая онлайн-анкета, которая позволяет каждому сохранить для истории свой самиздатский опыт[69]. К счастью, Самиздат еще относится к близкой истории, и среди активных пользователей интернет-ресурсов представлены не только потомки самиздатчиков, но и они сами. Об уникальных и невозобновляемых преимуществах короткой исторической дистанции настойчиво пишу в каждой статье о Самиздате, повторю и в этой. Успеть задать вопросы участникам самиздатской активности — замечательная возможность, недоступная исследователям других более отдаленных эпох.

Сразу же скажу, что ни в одной из обработанных там 150 анкет «Веселые ребята» прямо не названы. Есть два упоминания, в которых, возможно, они присутствуют косвенно, но эта гипотеза нуждается в проверке[70]. Зафиксируем наше наблюдение и двинемся дальше, рассмотрим еще одну особенность памяти о Самиздате, о которой мы еще не говорили.

Знакомство с воспоминаниями о Самиздате позволяет сделать вывод, что образ этого явления конструируется довольно пафосно. Мемуаристы и респонденты охотно вспоминают о высоких образцах — о литературных и публицистических произведениях, ныне ставших классикой. Но альтернативное информационное пространство, а именно так мы понимаем Самиздат, формировали не только ценители литературы. Поэтому в анкету был сознательно включен блок вопросов о нереспектабельном Самиздате: «Как Вы думаете, можно ли безоговорочно относить к Самиздату книги о хиромантии, эротические тексты, детективы, сообщения об НЛО и им подобные? Встречались ли Вы с такими текстами?» В перечислении жанров не оказалось пародий и сборников анекдотов. Будь они там, рискну предположить, что «Веселые ребята» в ответах могли бы возникнуть.

Необходимость специально привлекать внимание к несерьезным жанрам сама по себе примечательна. Она характеризует стиль воспоминаний о чтении — и не только о самиздатском. В применении к «Веселым ребятам» это означает, что мемуарист и респондент начнут не с них, а с романов Солженицына и т. д. Стало быть, у «Веселых ребят» больше шансов остаться за рамками повествования, — ведь пока до них дойдет очередь… Кроме того, малые формы хранятся в памяти не так отчетливо, как романы и поэмы. Респонденты предпочитают обозначать их коллективно: стихи Цветаевой, рассказы Платонова, песни Галича. Необходим дополнительный стимул, особые обстоятельства, чтобы стихотворение, рассказ, песня были упомянуты индивидуально.

Это происходит не только при анкетировании, но и в воспоминаниях и интервью. Воспоминаниям это простительней: жанр подведения итогов, как правило, диктует сосредоточенность на главном (и серьезном). В интервью отличный материал для наблюдений дает коллекция Института изучения Восточной Европы при Бременском университете. В отличие от анкет, которые заполнялись в XXI веке, эти 50 интервью о Самиздате записывались в 1983–1985 гг. Тексты и события тогда были еще свежи в памяти респондентов, а Самиздат оставался актуальной и едва ли не повседневной практикой образованных горожан СССР. В те времена пафос повествования подкреплялся непридуманным риском. И как легко догадаться, упоминания несерьезных жанров редки. О них свободнее говорят относительно молодые люди (те, кому меньше сорока). Представители старших поколений (в большинстве), если называют нереспектабельные тексты, как правило, говорят о них с критикой (исключения единичны). Правда, о «Веселых ребятах» не вспомнили ни те, ни другие.