Лев в Москве. Толстовские места столицы

А за публикацию «Анны Карениной» автор предполагал оплатить 10 тысяч рублей. Роман печатался в «Русском вестнике» частями, в 1875–1877 годах, став последним, изданным Катковым, посчитавшим себя вправе навязывать писателю свое мнение и влиять на творческий процесс. Он, к примеру, отважился посоветовать Толстому переписать эпизод сближения Анны Карениной с Алексеем Вронским, упрекая автора в неуместном реализме, на что Лев Николаевич отвечает: «Яркий реализм, как вы говорите, есть единственное орудие, так как ни пафос, ни рассуждения я не могу употреблять. И это одно из мест, на котором стоит весь роман. Если оно ложно, то все ложно». Но помимо вероломного вмешательства в процесс создания произведения, Катков взял на себя смелость навязывать писателю и свои политические взгляды. Михаилу Никифоровичу пришлось не по нраву, как Толстой (устами Левина) выразил свою точку зрения – либеральную – на славянский вопрос и русско-турецкую войну 1877–1878 годов. Это произошло аккурат при публикации заключительных глав романа, а именно эпилога.

Столкнувшись с отказом Толстого переделывать эпилог, Катков просто-таки не напечатал его, а читатели в майском номере «Русского вестника» за 1877 год прочитали: «От редакции. В предыдущей книжке под романом “Анна Каренина” выставлено: “окончание следует”. Но со смертью героини, собственно, роман кончился. По плану автора следовал бы еще небольшой эпилог листа в два, из коего читатели могли бы узнать, что Вронский, в смущении и горе после смерти Анны, отправляется добровольцем в Сербию и что все прочие живы и здоровы, а Левин остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев. Автор, быть может, разовьет эти главы к особому изданию своего романа». Возмущению Толстого не было предела, больше у Каткова он ничего не печатал. Со скандала началось их сотрудничество, скандалом оно и закончилось. К сожалению. В 1878 году роман вышел отдельным изданием, в котором было указано, что «Последняя часть “Анны Карениной” выходит отдельным изданием, а не в “Русском вестнике”, потому что редакция этого журнала не пожелала печатать эту часть без некоторых исключений, на которые автор не согласился».

Примечательно, что в то самое время, когда Лев Николаевич писал Каткову письма, обозначая в них свою преданность и глубочайшее уважение, в письме к А.А. Толстой от 14 ноября 1865 года он отметил: «Почему вы говорите, что я поссорился с Катковым? Я и не думал. Во-первых, потому что не было причины, а во-вторых, потому, что между мной и им столько же общего, сколько между вами и вашим водовозом». Конфликтом закончились и отношения Каткова с Лесковым, «Очарованный странник» которого редактору не понравился…

Интересно, что в этом же доме на первом этаже располагалась книжная лавка, где Пушкин покупал книги. Владел лавкой тезка поэта, Александр Сергеевич Ширяев, крупнейший московский книгопродавец 1830-х годов, издавший массу полезной литературы – «Словарь достопамятных людей Бантыш-Каменского», «Словарь Татищева», «Словарь русских писателей митрополита Евгения», «Экономический лексикон Двигубского», а также романы Лажечникова, Загоскина и, конечно, Пушкина («Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Евгений Онегин»). В лавке можно было встретить многих литераторов того времени, ибо она представляла собой нечто вроде клуба. Кроме того, здесь, помимо московского почтамта, можно было подписаться на журналы и новые книги. Старый путеводитель гласит: «Из книжных лавок в Москве она есть лучшая и богатейшая. Порядок в лавке удивительный. В лавке Ширяева можете вы найти все лучшие и даже редкие творения… При сей же лавке находится библиотека для чтения книг и журналов». А еще здесь бывал Петр Ильич Чайковский…

Глава 21. «Ходил в Бутырскую тюрьму» Новослободская ул., д. 45

Бутырская тюрьма гордится своими знаменитыми постояльцами – Емельяном Пугачевым и Нестором Махно, Сергеем Королевым и Феликсом Дзержинским, и многими-многими другими, испытавшими на себе русскую поговорку, согласно которой «От сумы да от тюрьмы не зарекайся».[28] Не было, пожалуй, в России известного человека, преступившего закон, кого не миновала чаша сия – сидеть за решеткой в камере старейшей пересыльной тюрьмы России. А из произведений сидевших здесь литераторов можно было бы составить неплохую тюремную библиотеку, благо, что в нашей стране людей пишущих сажали во все времена охотно и надолго. В Бутырке сиживали Владимир Маяковский и Александр Солженицын, Валам Шаламов и Осип Мандельштам, тюремных воспоминаний которых хватило бы на целую серию мемуаров. По своей воле в Бутырскую тюрьму стремился попасть лишь один писатель – Лев Толстой – во время со здания романа «Воскресение» в 1899 году.