Левая Политика. Россия на пенсии

По нашему мнению, аргументация противников отстраивающейся вокруг «улучшающих нововведений» парадигмы «контролируемого старения» выглядит более сильной. Критический анализ достижений эпохи «одноразовой жизни» развенчивает утопические мечты о том, что «планируемое устаревание станет проводником технологического прогресса» [Cooper, 2013, р. 141]. Едва ли можно отнести к прогрессивным трендам ситуацию с замедлением увеличения продолжительности жизни людей, совпавшим со сдвигом вектора развития глобальной фармацевтической отрасли в сторону «небольших улучшений» старых продуктов: если изобретение одного пенициллина обеспечило в 1944–1972 гг. продление средней человеческой жизни на 8 лет [Kardar, Antibiotic Resistance], то в 1996–2003 гг. создание более чем полутысячи лекарственных модификаций 10 — лишь на 4–5 месяцев [Lichtenberg, 2012, р. 20]. В одной из наиболее high-tech ориентированных отраслей глобального хозяйства — автомобилестроении — в этом плане ситуация немногим лучше, что особенно ярко иллюстрирует сравнение бензо-электрической Toyota Prius, которая, по идее «зелёных», должна вывести человечество в экологически чистое будущее и формально является средоточием всех достижений в сфере транспортного машиностроения последних десятилетий, с традиционным раздражителем «экологически сознательных» граждан — громоздким и технически архаичным Hummer Н1. Срок службы яркого представителя японской школы «планового устаревания» составляет 109 тыс. миль, что в 3,5 раза меньше ресурса американского внедорожника, а за время производства, эксплуатации и последующей утилизации гибрид потребует на 50 % больших энергозатрат в сравнении с монструозным джипом, главным образом из-за сложности изготовления и переработки аккумуляторных батарей [Prius Outdoes Hummer in Environmental Damage].

Причины торжества «одноразового способа производства» видятся нам не столько во внезапной потере бизнесом желания «делать качественно» и тем более не из-за каких-то мифических планов производителей навязать покупателям «некачественный товар, а иногда и товар, прямо угрожающий здоровью человека» [Шарапов, Улыбышева, 2013, с. 75], сколько в переходе глобальной экономики в «беспромышленный» цикл развития, в котором рост обеспечивается не «увеличением доходов населения, привязанных к росту производительности труда», а наращиванием долгов и разогревом инфляции активов, провоцирующих раскручивание спроса [Palley, 2012, р. 4]. В таком контексте вполне очевидным выглядит желание современного бизнеса неукоснительно следовать букве закона, сформулированного в 1932 г. основателем концепции «одноразовой жизни» манхэттенским риелтором Б. Лондоном, согласно которому требуется всеми возможными способами вытравить из потребителей желание «использовать их старые машины, старые покрышки, старые радиоприёмники и старую одежду» [London, Ending the Depression Through Planned Obsolescence],

3. «Великое удвоение» и инновационная пауза

При этом косвенным «виновником» ускорения становления новой модели хозяйствования и её сердцевины — парадигмы «контролируемого старения» как генератора увеличения потребления — стала трансформация Китая из страны, которую ещё в 1999 г. западный истеблишмент не ставил в мировой иерархии выше Бразилии [Segal G. Does China Matter], в ведущую индустриальную державу глобальной экономики. «Китайский фактор» в этом плане, действительно, многогранен. Выделим главное.

Во-первых, дешевизна товаров из Поднебесной (средневзвешенный индекс цен на импортируемые из КНР товары за 1990–2005 гг. снизился с 60 до 53 % среднемирового уровня) [Alvarez, Claro, The China Phenomenon], превратившейся в крупнейшего экспортёра готовой продукции, позволила, с одной стороны, смягчить последствия стагнации реальных доходов населения развитых стран, с другой — существенно облегчить денежным властям государств «золотого миллиарда» задачу борьбы с инфляцией. Так, анализ, проведённый учёными Чикагского университета К. Бродой и Дж. Ромалисом, показал, что в 1999–2003 гг. наращивание Соединёнными Штатами импорта из Китая снизило внутреннюю стоимость изделий краткосрочного пользования на 2,8 % и обеспечило снижение инфляции для 10 % наиболее бедных американцев на 6 % [Kenny, What’s Wrong With China Trade], В таких условиях центральные банки государств ОЭСР пошли на резкое снижение процентных ставок с 8 % в 1994 г. до 4,6 % в 2006 г. [OECD Factbook 2009, р. 102]. что, естественно, подстегнуло кредитный ажиотаж, масштабы которого приняли угрожающие размеры. Достаточно отметить, что долг домохозяйств наиболее развитых государств мира за 1995–2010 гг. увеличился на 1/3 — с 60 до 80 % ВВП ОЭСР [Gir-ouard, et al., 2007, p. 7, Aheame, Wolff, 2012, p. 10]. Между тем вычисления специалистов Банка международных расчётов С. Чеккетти, М. Моханти и Ф. Замполли показали, что в 1980—