Третьей — по ходу нашего изложения, а не значимости — проблемой современной мирохозяйственной практики выступает прочное укоренение концепции «запланированного устаревания» / planned obsolescence, вынуждающее потребителей, вопреки их реальным потребностям, регулярно обновлять сделанные ранее приобретения из-за заложенного в товарах производителем «запрограммированного» выхода из строя спустя определённый промежуток времени и сдерживающее возрождение индустриального базиса на основе новых прорывных открытий. Данная технико-экономическая парадигма, появившаяся в 1920-1930-е гг. для нейтрализации неотъемлемого спутника системы массового производства — затоваривания рынков, расколола научное сообщество на два лагеря: усматривающих в «контролируемом старении» способ активизации замены устаревших технологий новыми и их антагонистов, убеждённых в том, что подобная стратегия приводит к распылению ресурсов на множественные косметические усовершенствования вместо их концентрации на создании фундаментальных новшеств. По-своему права каждая из сторон.
Сторонники «одноразовых вещей» доказывают, что «если продукты будут слишком надёжными, потенциальные инноваторы будут иметь недостаточное количество стимулов к инвестированию в развитие новых технологий и поэтому экономика может попасть в стагнацию» [Boradkar, 2010, р. 201], подкрепляя свою позицию аргументами из практики современного международного бизнеса, выбравшего в последние десятилетия именно этот путь развития, основанный на так называемых «улучшающих инновациях» / incremental innovations, внушающих покупателю «желание купить что-то чуть более новое, чуть лучшее и чуть раньше, чем необходимо» [Bartels, et al, 2012, р. 11]. Так, за 199Д-2012 гг. удельный вес выручки от продажи изделий, базирующихся на «прорывных технологиях» / breakthrough technologies, в общем товарообороте упал с 32 до 28 % [Drucker, Adjusting to Incremental Innovation Portfolios], a из 261 появившейся в 2000–2004 гг. на рынке потребительских товаров США новой товарной позиции лишь три продукта относились к категории «действительно создающих новую потребительскую ценность» [Roth, Sneader, 2006, р. 2]. Нередко приверженцы доктрины «планового старения» парируют обвинения в намеренном сокращении эксплуатационного срока изделий заботой об окружающей среде, реализуемой путём стимулирования потребителей к покупке более «дружелюбных к природе» товаров следующего поколения. Формально, бессмысленно отрицать положительное влияние на экологию, оказываемое введением стандартов, регулирующих, скажем, содержание вредных веществ в выхлопных газах автомобилей, даже если платой за это стало усложнение конструкции автотранспортных средств и сокращение ресурса их отдельных узлов и агрегатов. Также трудно не согласиться с утверждением, что качество жизни во многом зависит не от частоты появления «радикальных открытий», а от «многочисленных улучшений, крупномасштабной коммерциализации и расширения использования радикальных инноваций». В доказательство данного тезиса чаще всего приводится пример современной фармацевтической промышленности, где доля лекарств, создаваемых в результате модернизации уже существующих препаратов, возросла с 47 % в 1977 г. до 63 % в 2005 г. Именно это, с точки зрения многих специалистов, обеспечило «снижение побочных эффектов, сделало лекарства более удобными для применения… и обеспечило пациентам более комфортную жизнь и более быстрый выход на работу» [Pentkantchin, The Advantages of Incremental Pharmaceutical Innovation].