Левая Политика. Россия на пенсии

Вторая фундаментальная проблема современной модели мирового хозяйствования, выразившаяся в крушении общества всеобщего благоденствия и его болезненном замещении «обществом участия», «где каждому придётся в большей степени отвечать за собственное благосостояние» [Привалов, 2013, с. 10], также во многом стала следствием деградации индустриального базиса. Наиболее выпуклым её проявлением является набирающая силу тенденция к размыванию несущей опоры экономической стабильности — среднего класса, чья доля в структуре населения даже такой образцовой в социально-экономическом смысле страны, как ФРГ, за 1997–2010 гг. снизилась с 65 до 58 %,4 и углублению имущественной пропасти (в странах ОЭСР за 1985–2010 гг. коэффициент Джини поднялся с 29,0 до 31,6 %) [An Overview of Growing Income Inequalities in OECD Countries]. Чаще всего обвинения в «великом расслоении» предъявляются политикам-неоконсерваторам, которые, по мнению П. Кругмана, «свернули государства благосостояния» в интересах «горстки супербогачей и ряда крупных компаний» [Кругман, 2009, с. 17]. Шведский исследователь Л. Дальстрем прямо возлагает вину за беспрецедентное перераспределение богатства на национальном, а также на мировом уровне на «с рвением лоббируемый международным капиталом… вероломный дискурс свободного выбора» [Dahlstrom, How the Neoliberal Berserk Fury Destroys the Welfare Sector — the Case of Sweden]. Однако простота данных объяснений не должна вводить в заблуждение. Эрозия институтов, поддерживавших относительное равенство доходов, стала лишь одним из звеньев комплекса процессов демонтажа велферизма5 / welfarism, вызванного, с нашей точки зрения, не столько безволием идущей на поводу у крупного бизнеса элиты, сколько потребностью адаптации хозяйственных систем развитых стран к новым реалиям «беспромышленной» эры, чьё наступление обусловливалось переплетением двух объективных закономерностей: деиндустриализации экономики и старения населения. Так, углубление интернационализации экономической деятельности, изначально интерпретируемое как однозначно положительное явление, открывающее перед государствами ОЭСР «возможность направить выполнение рутинных инженерных задач в страны с излишками рабочих… а самим передислоцировать рабочую силу и капитал в отрасли, создающие более высокую добавленную стоимость, и передовые НИОКР» [TheNew Global Shift], привело к неожиданным результатам. Скажем, в США вместо запланированного на 1998–2008 гг. Бюро трудовой статистики создания 2,8 млн вакансий в high-tech индустрии произошло сокращение 68 тыс. рабочих мест в высокотехнологичных отраслях [Zaccone, Has Globalization Destroyed the American Middle Class?]. Надежды на то, что низко- и средне-квалифицированные трудящиеся, подгоняемые усиливаемой глобализацией конкуренцией с мигрантами, будут повышать свою компетенцию и пополнят ряды высокооплачиваемых специалистов, также не оправдались. Из 27,3 млн рабочих мест, созданных на территории Соединённых Штатов в 1990–2008 гг., 97,7 % абсорбировалось неторгуемым сектором (государственными услугами, здравоохранением, розничной торговлей, строительством, гостиничным и ресторанным бизнесом), где средняя добавленная стоимость на одного занятого в 2008 г. (80 тыс. дол.) более чем в 1,5 раза отставала от показателя (122 тыс. дол.) торгуемой части американской экономики (прежде всего промышленности и сельского хозяйства) [Spence., Hlatshwayo, 2011, р. 4, 25]. Параллельно в занятых строительством постиндустриальных экономик Северной Америке и ЕС усилилось старение населения, ставшее непростым испытанием для социально ориентированных моделей хозяйствования, укоренившихся в данных регионах с середины XX столетия. Например, удельный вес трудоспособных лиц в общей численности жителей стран ОЭСР упал с 62,1 % в 1970 г. до 50,0 % в 2010 г.6, потребовав увеличения только затрат на пенсионные выплаты с 5 до 9 % ВВП [Clements, et al„2012, р. 1–2], а дальнейшее увеличение количества пожилого населения в общевозрастной структуре государств «золотого миллиарда» на 1 %, по расчётам профессоров Гарвардского университета Дж. Грубера и Массачусетского технологического института Д. Уайза, обернётся ростом расходов на социальное обеспечение пожилых лиц на 0,26 % ВВП [Gruber, Wise, 2002, р. 54].