Левая Политика. Россия на пенсии

В конце концов сам же Жижек в своей книге говорит, что слой людей действительно терпимых не слишком велик. Когда он иронизирует по поводу разговора чиновника — общественного работника с молодым хулиганом-скинхедом, воспроизводящим в ответ на вопросы чиновника те самые тезисы, которые тот привык использовать для объяснения асоциального поведения, и говорит, что общение между ними «состоялось», то общения между ними на самом деле не было. Такое же общение могло бы состояться между двумя включёнными магнитофонами. Жижек приводит к описанному выше случаю аналогию с поведением современных пациентов на приёме у психоаналитика, когда врачу приходится прикладывать усилия не для того, чтобы разговорить пациента, а для того, чтобы прекратить поток его рефлексии. Но это лишь мнимая рефлексия — её нет, пациент заранее знает, что именно «должен» ожидать от него доктор, и предлагает ему «отражение» его же взглядов: рефлексии как таковой не происходит — пациент не говорит о себе — он говорит об абстрактном субъекте, наделённом его чертами. И так же малолетний фашист не говорит о себе: те сведения, которые он выдаёт спрашивающему его работнику, — это информация о ком-то другом, защитная маска, можно сказать, повесть о «лирическом герое» хулигана.

В конце концов никому ведь не нравится брать вину на себя, всегда хочется найти козла отпущения. Так что если врач принимает речь пациента за чистую монету, а чиновник — слова малолетнего фашиста, они сильно ошибаются, переоценивают степень их способности к рефлексии. Конечно, и хулиган, и пациент могут использовать свои знания о психоанализе Фрейда, или о социальных конфликтах, но знание и понимание — это разные вещи. Миллиарды людей знают о Дарвине и его работах, но эволюцию подавляющее большинство представляет себе, скорее, в духе Ламарка: что вот взял жираф и за миллионы поколений вытянул шею — «натренировался», и таких примеров множество. Пока слои населения, склонные к терпимости, не будут слишком обширны, общение гипотетического гопника с гипотетическим чиновником и будет сводиться ко взаимному «пониманию».

Здесь начинаются спекуляции на тему того, что терпимость к иным культурам означает отторжение своей собственной (намёк на это у Жижека есть), но дело не в этом. На практике сегодня мы видим, что вроде бы слова Жижека подтверждаются. К интернационализму оказываются более склонны сравнительно немногочисленные люди со сравнительно высоким доходом. В то же время среди живущих на грани и за гранью бедности неожиданно легко распространяются правые идеологии. Странный парадокс: вроде бы со снижением уровня доходов человек должен проявлять большую тягу к коллективизму, люди с низкими доходами охотнее тратят свои деньги на благотворительность, чем обладающие солидным (пусть даже мнимым) капиталом: это экспериментально доказал Пол Пифф.

Для объяснения феномена надо обратиться, во-первых, к исследованиям учёного, которым Жижек не интересуется вовсе: основателя этологии Конрада Лоренца. В книге «Так называемое зло» он указывал на то, что сплочённость коллектива (даже минимального — состоящего всего из двух особей) может коррелировать с агрессией в отношении к существам, не входящим в группу. Агрессия, которую члены коллектива направляли бы друг на друга, перенаправляется вовне, а человек всё же подчиняется тем же законам, что и другие живые существа.

Иными словами, именно бедность делает человека, практически как в афоризме Ницше, «лучше и злей», и бедняки такие злые именно потому, что такие добрые. С одной стороны, взаимопомощь в условиях недостатка ресурсов помогает как-то выжить, с другой, ресурсов всё же мало и их приходится оберегать от конкурентов. Но именно это создаёт опасность разного рода шовинизма и нацизма.

В книге Жижека есть масса интересных замечаний о природе нацизма. В том числе он говорит, что националистический фашистский режим не просто позволяет людям реализовать свои мазохистские и садистские стремления (в подчинении жёсткой иерархии и в угнетении и уничтожении разного рода меньшинств соответственно). Если бы это было только так, национализм не смог бы стать столь успешным. Но национал-фашистские режимы предоставляют людям возможность почувствовать единство, осуществить своё вполне нормальное, природное стремление к коллективизму. Неслучайно в название гитлеровской партии входило, неожиданным, казалось бы, образом, и слово «социалистическая».

Мысль Жижека можно даже продолжить и развить: именно предоставляя нации симулякр единства, тоталитарный режим получает в ответ вполне реальную агрессию, которую может затем использовать, направляя по своему усмотрению на тех, кого он вздумает назначить своими врагами. То есть дело не только в том, что враг заставляет сплотиться, но и в том, что сама сплочённость помогает находить всё новых врагов.