Левая Политика. Жить в России...

Тем не менее именно неординарная личность субкоманданте Маркоса всегда находилась в центре внимания международного сообщества, поскольку ему суждено было стать ретранслятором представлений и ожиданий индейцев во внешний мир. В марксистской теории роли интеллектуала традиционно придаётся большое значение. После выхода в свет «Тюремных тетрадей» Антонио Грамши его концепция «органического интеллектуала», тесно связанного со своей социальной средой и способного стать выразителем её интересов, медиатором между ней и другими общественными сегментами (что существенным образом отличает его от интеллектуала «традиционного»), получила большое распространение.

Если анализировать деятельность Маркоса в данном контексте, то следует отметить, что благодаря публикациям его посланий, коммюнике, писем и интервью он стал восприниматься представителями мексиканского правительства, а также другими акторами международных отношений не просто как «органический интеллектуал» в сапатистском движении, но и как его безусловный лидер, в то время как сами сапатисты никогда не наделяли его соответствующими полномочиями. В значительной степени этому поспособствовал безусловный писательский дар Маркоса, придавший большинству его политических текстов, наполненных огромным количеством реминисценций и отсылок к европейской и латиноамериканской литературе, высокую художественную ценность (в особенности для европоцентричного сознания) и сделавший его своего рода «сапатистским Хармсом». Главные отличительные черты его произведений - юмор и самоирония, благодаря которым он весьма значительно выделяется на фоне других революционных деятелей альтерглобалистской направленности. В его посланиях никогда нет тона самодовольства и уверенности в том, что излагаемая им точка зрения единственно верная. Обращение к космологии майя; использование цитат из Шекспира, Сервантеса, Брехта, Гарсии Маркеса в самых неожиданных контекстах; диалоги с жуком по имени Дурито Лакандонский, рассуждающем о мировом неолиберализме, сделали притчевый и глубоко метафоричный язык Маркоса легко узнаваемым на фоне однобокой декларативности и заштампованности других «левых». Поскольку читатели во всём мире (в том числе и российские) имеют возможность судить о сути сапатизма, преимущественно анализируя тексты субкоманданте, возникает обманчивое ощущение, что идеи, высказанные в его произведениях, принадлежат непосредственно ему и никому другому.

Этим обстоятельством были вызваны многие курьёзные случаи, когда движение оказывалось персонифицированным исключительно фигурой субкоманданте или же, наоборот, те или иные политические деятели пытались разделить Маркоса и сапатистов как различных субъектов коммуникации. Достаточно вспомнить ситуацию, возникшую в результате переписки Маркоса с испанским судьёй Бальтасаром Гарсоном23, а также представителями баскской леворадикальной сепаратисткой организации ЭТА24 и другими политическими, общественными, религиозными организациями по разрешению «баскского вопроса». В каждом случае Маркос неслучайно обращался к тем или иным акторам от имени «стариков, женщин, детей и мужчин Сапатистской Армии Национального Освобождения»25, полагая, что путём мирного диалога и при посредничестве САНО могут быть найдены конструктивные варианты решения проблемы, которая на протяжении последних пятидесяти лет решалась преимущественно силовыми способами. Однако этим переговорам не суждено было состояться из-за недоверия ЭТА к мотивации сапатистов и лично Маркоса, а также их сомнений в наличии у него полномочий представлять индейцев Чьяпаса.

«Мы слово. Не губы, что нас произносят»

В критике сапатистов как «слева», так и «справа», сфокусированной на их излишней сентиментальности, романтичности и призывам к архаике, зачастую прослеживаются европоцентричные трактовки представительства и роли лидера, свойственные многим политическим движениям. Так, Майк Гонсалес, историк и литературный критик, профессор Университета Глазго,

один из лидеров Социалистической рабочей партии Великобритании, в работе «Сапатисты: проблемы революции в новом тысячелетии»26 трактует Маркоса исключительно как лидера и центральную фигуру движения, а поэтический язык его посланий, наполненных социально-политическим и в то же время полумифическим и религиозноэтическим содержанием, как безусловный признак постмодернистской революции. С точки зрения Гонсалеса, абсурдистский пафос Маркоса делает сапатистский дискурс безусловно привлекательным для альтерглобалистского движения, но абсолютно несостоятельным в смысле конкретной политической программы, поскольку Маркос постоянно уклоняется от вопросов прихода к власти, что для революционного движения сомнительное достоинство.